трупа не будет…

— Вы колдунья? — принимая игру, спросил Антон.

— Ужасная. Елизавета Казимировна передала мне духовное завещание. Колдовать?..

— Колдуйте!

— Кол-дую… — Зорькина сосредоточенно уставилась вдаль, словно хотела разглядеть что-то непонятное в приближающемся березняке, и замерла, будто нахохлившаяся птица. Через несколько секунд она облегченно вздохнула — Трупов не будет.

— Прекрасно, — улыбнулся Антон. — Теперь наколдуйте еще что-нибудь хорошее.

Марина опять, уставясь взглядом в березняк, затаила дыхание и неожиданно вскрикнула:

— Явление Христа народу!

Бирюков ничего не успел понять — метров за сто впереди из-за березняка на дорогу выскочил босоногий Торчков и, петляя, как заяц, устремился навстречу машине. Бежал старик не быстро, но с таким угрожающе-отсутствующим видом, что казалось, будто он вознамерился протаранить «Жигули». Антон плавно затормозил и, чтобы привести земляка в чувство, громко окликнул;

— Иван Васильевич! Что случилось?

Пробежав по инерции еще несколько шагов, Торчков изумленно остановился. Щелкнув вставной челюстью, он вроде бы хотел развернуться обратно, однако, разглядев в машине Бирюкова, с большим трудом выдохнул:

— Игнат Антоныч… пришельцы… ведьму из могилы вытащили…

— Как вытащили?!

— Натурально, Игнат Антоныч… Тьфу!.. Антон Игнатьич, гуманоиды разрыли Гайдамачиху…

Бирюков глянул на растерянно насторожившуюся Зорькину:

— Это, Марина, что-то нехорошее. — И опять повернулся к Торчкову. — Куда вы бежите, Иван Васильевич?

Торчков диким взглядом крутнул по сторонам:

— А игде я нахожусь?

— В пяти километрах от Березовки, — Антон показал вправо на небольшую рощицу. — Вон за тем леском — Серебровская пасека.

— Ну, елки-моталки… Это ж, выходит, я не в тую сторону ударился и много лишнего прочесал.

— Куда вы направлялись?

— В Березовку.

— А бежали в райцентр, мимо Серебровки.

Торчков обессиленно рухнул на заросшую травой Обочину:

— Вот, черти зеленые… специально сбили с курса…

— Садитесь в машину, — открывая заднюю дверцу, сказал Антон.

— Погодь, Игнатьич… — Торчков, вроде избавляясь от кошмарного сновидения, потряс головой. — Надо чуток отдышаться… Давно таким аллюром не бегал… Сердце заходится…

— А что это вы по дороге зигзагами петляли?

— Фронтовая привычка… Чтоб пулю в спину не влепили…

— Так часто приходилось убегать, что даже привычка выработалась?

— Как говорится, было дело под Полтавой. — Торчков мало-мальски продышался. — Да, Игнатьич, на фронте я врукопашную таким приемом атаковал. Наверно, потому и жив остался, что фашиста перещустрил. Ребята-однополчане часто говорили: «Ты, Ваня, вперед не вырывайся, держись позади, а то под ногами путаешься». Не прижился, Игнатьич, я в пехоте. Вот в каварер… в кавалерии другая жизнь пошла. Даже сам кумбрык сколь раз пророчил: «С лошадьми, Иван, у тебя большое будущее». И ведь как в зеркало глядел — до самой пенсии от лошадей я не оторвался… — Торчков удивленным взглядом вдруг уставился на босые ноги. — Слушай, Игнатьич, а игде мои сапоги?..

— Не знаю, Иван Васильевич. На дорогу вы босым выбежали.

— Ну, черти зеленые!.. Вдобавок и разули на ходу…

— Что там с Гайдамаковой случилось? — нетерпеливо спросил Бирюков.

— Холера ее знает, что.

— Чего ж панику подняли?

Торчков с упреком посмотрел на Антона:

— Ну, Игнатьич, обижаешь… Если бы тебя так напаниковали гуманоиды, ты б при своей физкультурной подготовке дальше меня драпанул…

Антон не удержался от смеха:

— Хоть что-то можете толком объяснить?

— Толком… Какой может быть толк, когда чуток не запалился от длительного аллюра… — Торчков глубоко, всей грудью, вздохнул. — Клубнику, Игнатьич, я собирал, ну так… в километре от березовского кладбища. Электричество опять в деревне выключилось, заняться нечем. Думаю, наберу спелой клубнички да с холодным молоком напузырюсь ею досыта. Погода, видишь, какая— тепло, светло и мухи не кусают. Задумался. Кидаю потихоньку: одну ягодку в кошелку, другую — в рот. Вдруг за спиной — «пчиш-ш-ш!» Оборачиваюсь — ракета только огненным хвостом мелькнула, а на траве… гуманоиды растянули, как рыбацкий бредень, Гайдамачихино черное платье и бесшумно ко мне пляшут. Не, не идут! А иноходью так, будто подплясывают, подплясывают…

— Вы, Иван Васильевич, сегодня с утра, случайно, не выпили?

— Перекрестись, Игнатьич!.. — Торчков обиженно поморщился. — Матрена не даст соврать, что у меня… это… как теперь говорят по телеку, трезвость — норма жизни.

— Ну и как же они выглядят, гуманоиды? — с улыбкой спросил Антон.

— Небольшенькие, вроде карликов или младших школьников, и зелененького цвету.

— Сколько их было?

— Толпа!

— А не двое, Иван Васильевич? — из-за плеча Антона внезапно сказала Зорькина.

Увидев ее, Торчков растерянно щелкнул челюстью:

— Марина?.. Ты правда здесь?..

— Разве не видите?

Торчков сморщил и без того морщинистое лицо, тряхнул головой и удивился:

— Правда — Марина! Почему говоришь: «А не двое?», если я говорю: «Толпа»?

— Потому, Иван Васильевич, что это Егорка с Романом Инюшкины вас напугали, — ответила Зорькина.

— Инюшкины, Свинюшкины, — обиделся Торчков. — По-твоему, я не отличу березовских пацанов от гуманоидов. Разве у Егора с Ромкой могут быть на плечах стеклянные кумпола вместо голов?

— У Инюшкиных есть зеленые маскарадные костюмчики, похожие на скафандры космонавтов, — Зорькина весело посмотрела на Антона. — Близнецы прыгали в них на новогодней елке, где я Снегурочкой была. И ракеты мальчишки умеют запускать. Недавно меня тоже чуть не перепугали на берегу озера таким запуском.

— Маринка, слушай сюда! — строго окликнул Торчков. — Возможно, с точки зрения экономики, ты правильно объясняешь, но…

— При чем здесь экономика? — удивилась Марина.

— При том, что она — твой конек. Но по НЛО ты меня не обскачешь, — Торчков, схватившись за поясницу, поднялся на ноги и прислонился к машине. — Объясни мне, недоразвитому, откуда у Инюшкиных хулиганов взялось Гайдамачихино черное платье? Или ведьма им в наследство свои тряпки оставила?..

— А если это платье вовсе не Гайдамаковой? — задала встречный вопрос Марина.

— Говори мне! Не скрою, на поминках у Гайдамачихи я малость злоупотребил, так сказать, перебрал, однако на похоронах был трезвый как стеклышко и своими глазами наблюдал, в каком платье ведьму закопали. Что теперь скажешь?

Зорькина улыбнулась:

— Теперь не знаю, что сказать.

— Вот и отвыступалась! И не сбивай Игнатьича со следственного пути! — захорохорился Торчков. — Знаешь, насколько здорово я помог ему в розыске кухтеринских брильянтов?..

— Садитесь в машину, Иван Васильевич, — сказал Антон. — Поедем на место происшествия.

Торчков, кряхтя, забрался в машину:

— Слыхал, Игнатьич, скоро откукарекаешься?

— Вы бы, Иван Васильевич, лучше о летающих тарелках нам что-нибудь рассказали, — попросил Антон, делая вид, что не понял последнего вопроса.

— Если без шуток, неопознанные летающие объекты— вопрос очень сурьезный и злободневный. Я вот давно собираюсь попросить Марину, чтоб она помогла мне кой-кого потрясти…

Зорькина лукаво прищурилась:

— Я ведь, Иван Васильевич, не в министерстве землетрясения работаю.

— Дак этот вопрос не обязательно через министерство решать, — не понял подвоха Торчков. — Вот мы теперь привыкли по каждому пустяку то в Совет Министров, то в ЦэКа писать. А для чего,