– Пятнадцать минут, не больше, – ответил капитан, также вылезая из гнезда ложемента.

Вересов выбрался из «доспехов» вслед за капитаном, и оба они покинули зал управления.

Космолётчики посмотрели им вслед, но обсуждать действия начальства не стали.

– А ты куда? – спросил Леон Батлер у Ивана.

– Сменить памперсы, – пошутил Альберт Полонски.

– Очень смешно, – буркнул Иван, выходя. Через минуту он тихонько постучал пальцем по двери каюты Елизаветы.

Дверь бесшумно убралась в стену.

Ксенопсихолог экспедиции сидела в развёрнутом защитном модуле, с откинутым шлемом, и смотрела на гостя, сведя брови в одну линию.

– Активируй меня, – проговорил Иван, понимая чувства женщины.

– Что? – удивилась она. – Ты о чём?

– Я кое-что пытаюсь вспомнить… о Нимфе… добираюсь до одного места, а дальше – стена, блок. Хочу попробовать пробить этот блок и проявить в сознании сведения о Вестнике Нимфы. Это может посодействовать нам в войне с ним.

Глаза Елизаветы стали тревожными.

– Ты думаешь… будет война?

– Судя по речи Курта, он способен на всё.

– Я готова… пойти к нему…

Иван сжал губы так, что они побелели.

– Это не нам решать. Безумие – становиться заложницей маньяка в такой ситуации! К тому же он не остановится, даже если ты согласишься с ним.

– Он грозит уничтожением Земли…

– Вот поэтому я и хочу срочно проникнуть в пещеру своей глубокой памяти, посмотреть на досье нимфианского Вестника. Это шанс.

– Но у нас всего два часа…

– Успеем, поторопись. Я согласен на пси-томографирование.

Елизавета раскрыла глаза.

– Ты… с ума сошёл!

Он невольно улыбнулся.

– Тебя это удивляет? Если сорвало крышу у Курта, почему не сорвёт у меня? Ради того, чтобы ты была в безопасности, я согласен на всё.

Несколько мгновений Елизавета всматривалась в глубину глаз гостя, ожидая увидеть тень шутливости. Не нашла. Шагнула к нему, прижалась лицом к груди, отступила, взяла за руку.

– Бугров меня убьёт!

– Не убьёт, мы не славы ради, а пользы для. Надо хвататься за малейший шанс.

– Я боюсь!

– Идём.

В бортовом медотсеке, заставленном футуристического вида сложными аппаратами, никого не было. Да и не могло быть. Экипаж «Дерзкого» практически не пользовался медициной в полётах, обладая отличным здоровьем.

Елизавета развернула бокс пси-томографа.

– Снимай уник, ложись.

Иван послушно снял рабочий комбинезон, оставаясь в плавках, быстро занял удобное ложе аппарата.

Елизавета наклеила на руки, ноги, грудь оператора чашки биосъёмов, надвинула на голову шлем, села рядом с саркофагом, надела такой же шлем, позволяющий ей контролировать состояние пациента.

Прозрачная крышка саркофага тихо накрыла капсулу томографа.

– Ничего не мешает? – послышался под шлемом тихий голос женщины.

– Всё хорошо, – сказал Иван, чувствуя, как сердце начинает увеличивать темп. Постарался отвлечься, успокоил дыхание и сердцебиение. – Готов как штык.

– Делай то, о чём мы с тобой говорили. Начни сразу с воспоминаний о Вестнике Нимфы. Я запишу всё, что ты вспомнишь, не отвлекайся. Чем меньше мы будем щупать твои нейросети, тем больше шансов вернуться из воспоминаний нормальным человеком.

Иван закрыл глаза.

В памяти всплыл «зал контакта» с Вестником Толкина, в ушах прорезался его «мальчишеский голосок»:

«Не все «машины судного дня» имеют встроенные системы обороны, но Вестник водяной планеты создан очень агрессивным разумом и очень опасен».

– Благодарю, дружище, – сказал Иван, не обратив внимание, что заговорил вслух. – Приму во внимание.

– Не поняла, – послышался голос Елизаветы.

Но он её уже не услышал. В голову щекочуще проникли тоненькие электрические струйки, начали покалывать внутренние структуры мозга, отделять их друг от друга, соединять в других сочетаниях, пробили «скважину» в тёмные массивы непонятных «пещерных полостей». Иван ухватился за одну струйку и полетел в невероятные глубины океана, называемого подсознанием. Началось погружение в мир, формирующий и хранящий информацию генетического уровня.

Свет в глазах померк, потом вспыхнул снова, и он осознал себя сферой, представлявшей собой огромный глаз, висящий в космосе над ещё большим водяным шаром, серебрящимся тысячами чешуек-волн.

Планета-капля (без сомнения, это была Нимфа) была окружена множеством колючих шаров, похожих на несозревшие земные каштаны, но фиолетового с багровым отливом цвета. По колючкам этих каштанов метались электрические змейки-разряды, собирались в единый ручей, ручей срывался с «каштана» и вонзался в океан, порождая в глубинах вод голубую вспышку.

В ответ из океана вырывались струи пара, некоторые из них достигали «каштанов», и те мгновенно превращались в ледяные глыбы, которые спустя неуловимо короткое время разрывались на мелкие куски либо истаивали облачками редеющего тумана.

Иван понял, что видит сражение хозяев Нимфы с неизвестным противником, окружившим водяную планету боевым флотом.

Вода глобального океана Нимфы кипела, нагреваемая разрядами, хотя было непонятно, по каким целям стреляют «каштаны»: скорее всего, цели эти прятались на больших глубинах, что косвенно подтверждало идею Посохина о цивилизации Нимфы, поселившейся на твёрдом ядре планеты.

Но расстрел длился недолго. Кое-где из воды начали взлетать коричневые гиганты, отдалённо напоминавшие раковины земных моллюсков – «мурексов», такие же как Вестник, подчинившийся воле Курта Шнайдера. С их гребней полетели очередями к «каштанам» белые струи пара.

Битва вспыхнула с новой силой. Правда, и она скоро закончилась, так как к планете со всех сторон ринулись ещё тысячи «каштанов», стреляющих молниями. Флот врага хотя и потерял более половины судов, был многочисленнее и в конце концов победил. «Мурексы» проиграли сражение. Последний из них смог расправиться с дюжиной крейсеров противника, затем сбежал – нырнул в океан.

Последним видением Ивана было какое-то ажурное веретено, молнией пролетевшее над кипящей планетой и унёсшееся в космос…

Возвращение походило на подъём ныряльщика из воды и особо неприятных ощущений не вызвало.

Иван открыл глаза, судорожно хлебнул воздуха раскрытым ртом, разглядел сквозь расплывчатую пелену слёз лицо Елизаветы, склонившейся над ним.

– Очнулся!

Он хотел встать, но она остановила, прижав прохладную ладошку ко лбу.

– Лежи! Ещё пара уколов адаптогена, выправим тонус, тогда и встанешь.