Трудно понять, как уже было сказано, как можно было собираться серьезно повредить русским на Кавказе без содействия независимых горцев. Омер-паша не думал совсем о сильных адыгах, а высадился со всем своим войском в Сухум-Кале. Прибытие сердара, о котором абазы знали, что он не турок, произвело на них благоприятное впечатление; многие старшины из Абазии пришли к нему и предложили свою службу в надежде, что наконец-то будет начата серьезная война против русских. Но они жестоко ошиблись. В одной рукописи умершего генерала Штейна (Фергат-паши), который занимал должность начальника генерального штаба в турецком корпусе, я нашел следующую заметку: «После нашей высадки пришли со всех сторон черкесские начальники, а также и могущественный наиб. Они предложили себя и свои племена для военной службы, но так как это не входило сейчас в общие наши расчеты, то им дали понять, чтобы они держались спокойно, чтобы бесполезными провокациями не посадить себе русских на шею». Удивительная политика! Народу, который находится всегда на войне, тогда как все другие пользуются дарами мира, советуют покой, когда он хочет использовать благоприятный момент, и почему?.. Чтобы не посадить себе на шею русских. Как будто турки до сих пор удерживают русских.

Омер-паша встретил наиба хорошо и скоро увидел, что это единственный человек, на которого можно положиться; он обещал ему даже выхлопотать от Порты утверждение его начальником всей адыгской страны, но в настоящий момент он не воспользовался его услугами. Напротив, сердар хотел, вероятно, следуя высшим предписаниям, использовать содействие Сефер-паши и уорков из Убыхии и требовал, чтобы они выставили свои силы. Сефер-паша торопился выполнить свои обязанности, обещал целую армию и наконец прислал своего сына с… семью всадниками; такие могущественные в Константинополе уорки Убыхии, как Хаджи-Керандук и Бракок-Измаил, выставили 11 всадников. Это было следствием жалких и неуклюжих интриг, которые Порта терпела и даже поддерживала.

Очень короткий поход Омер-паши не представляет никаких интересных эпизодов; русские увидели, что им не хотят сделать на Кавказе ничего плохого, и благословляли судьбу, которая в таком уязвленном пункте поставила против них турок; турецкая интервенция не могла быть опасной русским по многим основаниям. Неспособность и бессовестность турецких предводителей, которые не могли руководить своими собственными войсками, не говоря уже о недисциплинированных горцах, фактическая неспособность турецких офицеров, неловкие интриги в Константинополе, ненависть и презрение, которые питали к туркам даже магометанские племена горцев, а еще более христиане (абазы, грузины, имеретинцы и другие) – все это отняло у турецкой армии шансы, которые имела бы европейская армия. Еще сейчас абазы говорят, вздыхая: «Если бы мы не пустили турок на свою землю, а покорились бы французам или англичанам, если бы только 10 000 этих последних пришли к нам, то русских не было бы сейчас в Тифлисе». Грузины, имеретинцы и даже черноморские казаки ожидали с нетерпением появления англо-французских войск, чтобы соединиться с ними, но решили защищаться против турок до последнего.

Перемирие и скорое заключение мира прервало слабые попытки наступления от Сухума, которые делал Омер-паша. Турецкая армия погрузилась на корабли и освободила место русскому гарнизону. В Анапу также пришел приказ отправить в Константинополь 200 турецких солдат, составлявших гвардию Сефер-паши. Это как громом поразило Сефер-пашу. В своей слепой вере в непобедимость султана он был твердо убежден, что Черкесия действительно принадлежит султану, и совершенно серьезно думал, что он будет пожизненным вали страны. Его можно было только с большим трудом убедить в противном. Тогда он захотел тоже сесть на корабль и отправиться в Стамбул; но один из высших турецких офицеров, который имел относительно него секретные инструкции, дал ему понять, что правительство султана уже достаточно для него сделало и что наступает время, когда он должен будет сам о себе заботиться, разделяя судьбу своей страны, и стремиться за долголетние благодеяния султана вознаградить его какой-нибудь серьезной службой. Турецкий гарнизон погрузился на корабль, после того как он сжег Анапу и взорвал укрепления. Старый же Сефер остался в Абазии: ему были оставлены две плохих шестифунтовых пушки и немного пороха в виде последнего подарка. После отъезда турок он отправился на маленькую реку Шапсогур, где и поселился со своей семьей, никем не замечаемый, деля все свое время, как обычно, между молитвой, куреньем табака и бранью наиба.

Между тем абазы со страхом замечали, что ложное спокойствие, в котором они жили с начала войны благодаря интервенции турок, кончается и они скоро опять будут предоставлены своим собственным силам в борьбе с исполинским противником. Состоялось собрание старшин всех народностей и племен, на котором было решено послать депутацию в Константинополь, предложить султану подданство Абазии и просить его защиты. Этот совет был дан народу друзьями турок и был принят с отчаяния; 260 депутатов отправились в Константинополь. Наиб Мохамед-Эмин также сопровождал депутацию, а Сефер-паша послал своего сына.

Можно себе легко представить, что депутация ничего не достигла: она была предоставлена султану, который их очень милостиво принял, предоставил им помещение и питание за счет правительства, в общем оказывал им всяческое гостеприимство; каждый депутат получил напоследок подарок в 1000 пиастров с обещанием, что скоро начнется новая война и русские будут навсегда изгнаны, с этим одураченные сыны гор были отпущены. Конечно, их турецкие друзья не забывали поощрять абазов к сопротивлению против русских до последней крайности, особенно же убеждали оставаться верными мусульманской религии и падишаху.

Результатом турецкой интервенции было то, что страна адыгов раскололась на несколько партий, в то время как до войны она была едина. Абадзехия повиновалась, как раньше, Мохамед-Эмину и сохранила введенное им административное устройство. Убыхия никому не подчинялась под предлогом сохранения верности падишаху. Шапсугия разделилась на три партии. Самая благоразумная желала возвращения наиба, но она была очень слаба. Враги всякого порядка и все разбойники и воры, которые боялись строгости наиба, поддерживали притязания Сефер-паши, хотя они ему ни в чем не помогали и ему не повиновались. Заместитель султана служил порочным людям как бы бруствером против наиба. Жители прибрежной полосы не желали ничего знать ни о наибе, ни о Сефере; придерживаясь христианских и языческих обычаев, они одинаково ненавидели магометанство как из Дагестана, так и из Константинополя; если им угрожал наиб, то они держались за Сефер-пашу, когда же последний требовал от них поддержки и признания его власти, то они делали вид, что его не слышат. На Парижском мирном конгрессе был поставлен вопрос о непокоренных абазах. Он был предложен английскими представителями, которые, однако, остались в полном одиночестве.