Она волновалась перед встречей со Стрельниковым, думая, что он с порога начнет давить на нее, но Виктор Викторович был мил и добродушен даже больше обыкновенного. Сказал, что Соня «молодчинка» и поинтересовался, не образовалась ли у нее в голове какая-нибудь идея для научной работы. А когда Иван Александрович сказал в пространство, что если человек выполняет обязанности двух штатных единиц, то ему уже не до науки, Стрельников просто не удостоил интерна ответом.

Соня решила, что за ночь профессор остыл, понял, что был не прав, и теперь хочет забыть всю эту некрасивую историю. Тем более пациент ни к кому претензий не имел, а наоборот, горячо благодарил всех врачей и Господа Бога за то, что вообще остался жив.

Вообще, есть такая странная закономерность – чем большего человек добился в жизни, тем скромнее он себя ведет в качестве пациента. Казалось бы, большая шишка, имеешь право повыпендриваться, но обычно уважения к себе требуют как раз всякие деклассированные элементы. Они же скандалят и пишут жалобы, так что у доктора гораздо больше шансов «влететь» за бомжа, чем за академика.

Решив, что Стрельников выпустил пар, успокоился и проблема себя исчерпала, Соня занялась текущими делами, но к полудню позвонила секретарша и сказала, что заведующую хирургией ждут у главврача.

Соня вздохнула. Сейчас очень кстати пришлась бы какая-нибудь экстренная операция, но увы… Пришлось отправляться на ковер.

В кабинете главврача обнаружился полный состав: сам главный, начмед и, естественно, Стрельников.

– Мне доложили, что возникла ситуация, с которой вы не можете справиться самостоятельно, – сказал главный елейным тоном, – поэтому мы собрались, чтобы вам помочь, София Семеновна.

– Какая ситуация? – промямлила Соня.

– Насчет Ларисы Васильевны, Сонечка, – вступил Стрельников. Он поднялся, галантно помог Соне сесть напротив главврача, а сам остался стоять рядом, положив руку ей на плечо, как бы защищая.

– Вы уже побеседовали с ней насчет пенсии? – спросил главврач. – Все же она долго проработала у нас, и хотелось бы, чтобы она не воспринимала это как увольнение. Так что просто поговорите с ней по-человечески, по-женски, если угодно. Пусть напишет заявление по собственному желанию, и тогда никаких мер мы принимать не будем.

– Но я не думаю, что ей нужно уходить, – сказала Соня тихо. – Она прекрасно справляется, несмотря на возраст, кроме того, у нас мало кадров. Если Лариса Васильевна уйдет, как мы будем график закрывать?

– Сонечка, но вы же такие молодые! – встрял Стрельников. – Вы сами, этот парень из поликлиники, потом, интерн! Господи, да вы должны просто жить на работе, хвататься за все, чтобы набираться опыта!

Соня покачала головой и посмотрела на начмеда. Он был хороший и добросовестный доктор, и она надеялась получить от него защиту. Надеялась, что он предложит остановиться и забыть всю историю, но начмед молчал.

– Сонечка, мы понимаем, как тебе тяжело, – продолжал Стрельников в совершенно отеческой манере. – Ты стала заведующей отделением еще совсем молодой, неопытной, и тебе трудно пока принять, что на этой должности нельзя быть для всех хорошей. Ты неплохо справляешься, моя девочка, но если ты и дальше хочешь заниматься руководящей работой, нужно понять, что иногда приходится быть жесткой и говорить людям совсем не то, что они хотят от тебя услышать.

«Черт возьми, он прав, – подумала Соня. – Он абсолютно прав!»

Она решительно сняла руку Виктора Викторовича со своего плеча.

– Лариса Васильевна остается.

– Что?

– Лариса Васильевна остается, – повторила Соня. – Она не совершила никакой ошибки, напротив, спасла человеку жизнь, избавив нашу больницу от крупного судебного иска. Я не стану отправлять на пенсию прекрасного доктора.

Главврач нахмурился.

– София Семеновна, вы, наверное, не совсем поняли, о чем мы говорили! – Елей из его голоса совершенно пропал.

– Отчего же, прекрасно поняла. Только как руководитель подразделения я прошу вас пересмотреть свое решение. Видите ли, если история пойдет на экспертизу в другое учреждение, то нет ни малейшего шанса, что там признают действия Ларисы Васильевны ошибкой. Ни малейшего.

– С какой стати она пойдет на экспертизу?

– Ну если вдруг тема пенсии не прекратится. Послушайте, самое лучшее, что можно сейчас сделать, – это поставить точку, – сказала Соня. – Никто не виноват в том, что у больного возникло осложнение. Такое бывает, и упрекать оператора нельзя. Сегодня у Виктора Викторовича так вышло, завтра у меня. К сожалению, это жизнь, она не дает никаких гарантий. Весь вопрос в том, чтобы эти осложнения своевременно распознать и исправить. Лариса Васильевна это сделала, и надо ее благодарить, а не отправлять на пенсию.

– То есть вы отказываетесь выполнять мое распоряжение? – уточнил главврач.

Добрый человек, он дал ей шанс остаться отличницей. Просто надо сказать, что она доложила свою точку зрения, но сделает так, как ей приказывают. Что, конечно, главврач с начмедом и со Стрельниковым втроем намного умнее ее одной, и им лучше знать, как надо поступать.

– Да, отказываюсь, – тем не менее сказала она. – Больше того, если кто-то за моей спиной предложит Ларисе Васильевне написать заявление, я обращусь в вышестоящие инстанции. А там, уж поверьте, никто и никогда не станет порицать хирурга за то, что при подозрении на массивное кровотечение он взял пациента в операционную.

– Я вас услышал, – процедил главврач, и Соня вышла из кабинета.

Кажется, она сказала «нет» впервые в жизни. Пошла против руководителей, против людей, которые гораздо ее старше, умнее и опытнее. Сейчас ее поддерживает сознание своей безусловной правоты, но вдруг она что-то не учла, что-то недосмотрела? Вдруг Лариса Васильевна действительно уже слишком пожилая, чтобы дежурить сутками?

Соня чувствовала себя будто вышвырнутой за дверь теплой и уютной комнаты в снег и метель. Темно, холодно и страшно, но надо идти, потому что обратно уже не пустят.

И все же это совсем другой страх, чем вчера!

Она заставила себя рассмеяться, достала телефон, чтобы рассказать Герману о своих приключениях, но вспомнила, что накануне рассталась с ним. Он сказал, что будет ждать до Нового года, так, может быть…

Нет, Герман хороший человек и не заслуживает, чтобы ему морочила голову какая-то свиристелка только потому, что ей приятно с ним поболтать. Ну и целоваться тоже было очень приятно, вдруг вспомнила Соня с такой ясностью, что покраснела.

* * *

Расставание с Мешковым далось Александре тяжелее, чем она думала, и намного труднее, чем в первый раз. Она полностью очистила айпад от всех свидетельств своего с ним знакомства, письма, диалоги, фотографии, все было безжалостно уничтожено, так же как и записи его композиций. Но это не помогло. В памяти всплывали даже моменты, которые она считала забытыми.