На этот раз государыня уже не полагалась на совесть командиров, а распорядилась отрядить на поиски богатырей капитана Ливена и подпоручика Аргамакова. Вот здесь-то и вскрылся обман Вейсбаха! Расторопный капитан Ливен самолично осмотрел весь наличный состав гарнизона и, как явствуют архивные материалы, обнаружил «немалое число великанов необходимой меры и силы».

За такое радение по службе Ливен был повышен в чине и произведен в секунд-майоры.

* * *

Поиски богатырей продолжались и в нашем веке. Приведем выписку из циркуляра Главного военного штаба Российской империи 1913 года за № 163:

«Его императорскому Величеству благоугодно высочайше повелеть: представлять Его Величеству при будущих призывах на смотре всех новобранцев ростом 2 аршина 12 вершков (то есть около 195 сантиметров — В. Л), из них Его Величество изволит самолично выбирать подходящих новобранцев для укомплектования Гвардейского экипажа… при безусловном соблюдении всех условий, требуемых для новобранцев, назначаемых в гвардию», то есть «лучшие по своим физическим и нравственным качествам».

Все эти монаршие распоряжения ясны: в армии, как нигде, ценились удаль и физическая сила.

Когда в июне 1807 года в Тильзите Александр I и Наполеон подписывали мир, император вспомнил события двухлетней давности — битву при Аустерлице.

— Кто были два ваших гиганта-артиллериста, бешено бившиеся? — спросил Бонапарт. — Они уложили много моих бойцов…

Александр с притворным равнодушием отмахнулся:

— У нас в провинции очень много людей высокого роста и богатырского сложения.

Наполеон задумчиво почесал переносицу:

— Даже удивительно — откуда такие могучие люди берутся?

В 1848 году в типографии Министерства внутренних дел Санкт-Петербурга вышел семитомный капитальный труд видного этнографа А. В. Терещенко «Быт русского народа». Вот выдержки из этой книги, которая отвечает на вопрос, какие условия жизни создают могучих людей:

«Наши предки были трезвые и умеренные, довольствуясь тем, что производила природа. Наслаждались долговечностью, были крепкие и веселые, любили пляску, музыку, хороводы и песни. Не знали никаких заразных болезней, легко переносили холод и зной в равной степени».

Русские люди славились телесной крепостью и бодростью духа. По мнению Терещенко, это происходило от их здорового образа жизни, постоянного пребывания на свежем воздухе, исключительного трудолюбия и доброжелательного отношения к людям.

Автор свидетельствует: наши предки находились всегда в движении, посему деятельность, энергичность, бодрость и мужество суть отличительные их качества. Крепкие и неутомимые, хладнокровные и расчетливые, любознательные и легко все перенимающие, они твердо идут вперед и достигают своей цели. «Самая наружность людей обнаруживает их умственные и телесные силы, которые видны по выражению их лица и развитию тела…»

«Неутомимые в трудах и привязанные к земледельчеству, они были вознаграждаемы собиранием обильной жатвы, молока и шкур, которые в домашней жизни служили покровом от непогод.

Доброта сердца, обнаруживавшаяся повсеместным гостеприимством, была отличительною чертой наших предков, и самое отдаленное потомство не изменило их умилительных чувств хлебосольства».

На Руси, пишет Терещенко, «существует обычай, чтобы проезжего или прохожего пригласить к себе в дом, накормить и успокоить его по возможности. Хозяин и хозяйка встречают и провожают такого гостя с радостным лицом, поклонами и приветствием. Подают на стол что имеют и не берут никакой с него платы, думая, что брать с прохожего деньги за хлеб-соль есть великий грех… Когда почетный гость уже не в состоянии не только есть, но и пить, тогда хозяин со своей женой и детьми становятся перед ним на колени и умоляют его: „Еще хоть немножко! Чего-нибудь!”»

Здесь уместно привести слова Терещенко о семейной жизни наших предков: они «были кроткие и тихие, их стыдливость украшала брачную жизнь, спокойствие и целомудрие господствовали в домах семейных. Мужья ценили супружескую верность, жены повиновались им раболепно. Мать, воспитывая детей, вселяла в них любовь к отечеству, и часто народная любовь превращалась в неумолимую месть к врагам…

Спать ложились после захода, оттого были крепкие и жили по столетию. Здоровая пища, скажут многие, весьма много содействовала их долголетию. Правда, но не более ли правильная жизнь?»

И далее А. В. Терещенко восклицает:

«Быть молчаливым о славе своего отечества, великих деяниях народа, это обнаруживает одно робкое и неуместное смирение, которое весьма вредно в политике».

Что ж! Не будем молчать о деяниях русских богатырей, приумноживших славу отчизны. Расскажем хотя бы о некоторых из них, незаслуженно забытых.

Вернемся к эпизоду в Тильзите. Наполеон с восхищением говорил о доблести двух русских артиллеристов в битве при Аустерлице, крошивших его ветеранов, словно хозяйка косарем капусту.

Кто же они, эти славные воины? Полковник Василий Костенецкий, ставший позже генерал-лейтенантом, и его фейерверкер Маслов.

Случилось же на редутах Аустерлица следующее. Наполеон заблаговременно, с присущей ему дальновидностью, разведал намерения и силы своих противников, искусно сосредоточив на флангах силы для решающего удара. Когда чаша весов склонилась в пользу Наполеона, Александр I, фактически руководивший русскими (70 тысяч человек) и союзными австрийскими войсками (15 тысяч), послал в атаку кавалергардов. Вскоре поле боя покрылось белыми колетами всадников и павшими конями. Как отмечали историки, беспримерное мужество кавалергардов, всех погибших в этой битве, сохранило честь русской гвардии.

Зато конной артиллерии пришлось спасать не только пушки, но и собственные жизни. О последнем русские, впрочем, беспокоились меньше всего.

Французская кавалерия обошла русские фланги. Артиллеристы стали ретироваться, но пути отхода перекрыли мамелюки.

Этот день был отмечен удивительной храбростью русских воинов.

Вынув из ножен шпагу, командир роты полковник Костенецкий огласил аустерлицкие окрестности грозным криком:

— На пробой! — и первым бросился на врагов. Фейерверкер Маслов, такой же храбрец и гигант, как и его командир, продирался с пушками сквозь заросли виноградников. Там, где не могли выволочь пушки лошади, им на помощь приходили Костенецкий и Маслов. Лишь на переправе через Раусницкий ручей, берега которого были превращены в топкое месиво, Костенецкий узнал, что еще четыре пушки остались в руках мамелюков.