лице застыла то ли муха, то ли шмель. Омерзительно.

— Спасибо, — рассеянно благодарю, боясь притронуться к мылу, перевязанному ленточкой, чтобы мои пальцы не провонялись зловонием, подавляя рвотный позыв.

Вновь утыкаюсь в экран телефона и вожу глазами по вчерашнему последнему сообщению Миронова с пожеланием добрых снов. Сейчас у нас лекция по наладкам технологического оборудования, но мои мысли заняты не ею, а господином Мироновым, который в данную минуту находится в этом же корпусе и читает лекцию второму курсу.

Я выучила наизусть его расписание. У него немного занятий, и я знаю каждую его пару.

Я сошла с ума. Поехала крышей, потому что думаю о том, что какая-нибудь привлекательная студентка строит ему глазки с первой парты.

Ничего не могу с собой сделать.

Я ревную.

В этом несложно признаться и, кажется, так проявляются настоящие чувства, в которых я уверена. В своей влюбленности я уверена.

Когда вчера Илья позвонил мне вечером, сдержав слово доцента, я писалась кипятком от счастья. Лежа на проваленном диване, я глотала слюни от тембра его голоса, который ласкал мое ухо.

Он хотел увидеться. Вновь просил адрес, но я была занята. Желание увидеть Илью было сильнее чувства голода, но ко мне вечером приходила та самая клиентка, которая звонила вчера в обед. Я не могла ее не принять. Мой холодильник покрылся льдом. Это он так плачет, потому что в нем пусто. Мне нужны деньги хотя бы для того, чтобы завтра в день своего рождения у нас с кошаком была гречка с тушёнкой в качестве праздничного ужина.

Тишину аудитории нарушает стук в дверь, спустя секунду в которой появляется взъерошенная голова молодого парня:

— И-извините. Рр-решетникову Яну вы-вызывают в деканат, — сообщает он лектору, заикаясь.

Вытягиваюсь в струну.

Он назвал мое имя?

Меня вызывают в деканат?

Сердце начинает оголтело отбивать чокнутый ритм.

Боже! Может, они хотят сообщить что-нибудь положительное для меня или, возможно, наш декан вернулся внезапно с учебы и готов меня выслушать?

— Решетникова, — приспускает очки пожилой преподаватель. — Ступайте.

Благодарно ему кивнув, семеню вдоль прохода, оставляя на парте все свои вещи.

Выбегаю из аудитории и смотрю по сторонам, выискивая того самого парня, но в коридоре тихо и пусто.

Торопливо несусь к лестнице, толкая пластиковую дверь. Наш деканат на втором этаже, а аудитория на первом.

Закрываю за собой дверь, но внезапно со спины меня кто-то хватает, прижимая к себе, и утягивает под мой испуганный визг под лестницу. В темноту.

Мое сердце проваливается, а дыхание останавливается.

Но когда мои рецепторы улавливают любимый с некоторых пор аромат, я замираю.

Замираю в его руках, которые прижимают меня спиной к своей горячей груди. Он чувствует, как тарахтит мое сердце, потому что его ладонь лежит прямо под грудью.

— Ммм, — целует меня в шею сзади Илья. — Куда торопишься?

Наклоняю голову влево, предоставляя больший доступ, и прикрываю вожделенно глаза. Низ моего живота моментально закручивает: приятно и томно. Так, что ноги подкашиваются.

— В деканат, — шепчу и накрываю своими ладонями его руки, прижимаясь теснее.

— Справился все-таки? — осыпает мою шею мелкими поцелуями, отчего в теле разливается тепло.

— Ммм, — тихонько стону. — Кто? — непонимающе спрашиваю, порабощённая его ласками.

— Кудрявый паренек. Никак не мог запомнить твою фамилию.

Резко поворачиваюсь в его руках и смотрю на Миронова ошалелыми глазами.

— Так это ты?

— Ага, — по-мальчишески озорно кивает Миронов и лезет целоваться.

— Подожди, подожди, — отстраняюсь. — А … зачем?

— Решетникова, ты родилась непонятливой или брала какие-то уроки? — закатывает глаза Миронов. — Соскучился. Не могу, — пока я заторможенно обрабатываю его слова, Илья припечатывает меня к стене и целует. Целует так, что мой мозг превращается в карамель и фонтанирует ею. — Янка, ммм…

Его рука пробирается под юбку, которую я сегодня надела. Она короткая, но не настолько, чтобы сегодняшний ветер меня под ней нагло облапал.

Когда меня лапает рука Миронова, я готова сорвать эту юбку прямо здесь. Под лестницей.

— У тебя же лекция, — тяжело дышу ему в губы.

Оба замираем, когда дверь грохает.

Голоса студентов очень близко, и это обостряет ощущения.

Я чувствую себя преступницей, нарушающей закон. Это заводит не меньше того, как Миронов прикладывает указательный палец ко рту и шипит: «Шшш!». Не в силах сдержать хохоток, давлюсь смехом. Илья округляет глаза и прижимает свою ладонь к моему рту, но я уже не могу остановиться, глядя на то, как взрослый дядя, доцент шухарится под лестницей со студенткой.

Я ржу ему в руку, а он расчленяет меня взглядом.

Когда голоса стихают, Миронов убирает обслюнявленную мною руку и вытирает ее о светлые джинсы.

— Балда! — на его лице веселье. — Иди давай, конспираторша.

— Так ты реально провернул эту штуку с деканатом, чтобы увидеть меня?

Я не могу уйти. Не могу!

Во мне зажигаются все цвета радуги, когда я понимаю, что он сбежал со своей лекции, потому что соскучился.

Господи, я люблю его! Я люблю этого мужчину!

— Сам, блин, прифигел, прикинь? — проводит рукой по волосам. — Всё, иди давай. Иначе я… — поправляет ширинку.

— Что вы, Илья Иванович? — хитро закусываю губу.

— Решетникова, ты напрашиваешься.

— Я напрашиваюсь.

— Пффф… — тяжело выдыхает и локтем упирается в стену. — Иди.

— А ты?

— А мне нужна пара минут.

Хохотнув, вылетаю из-под лестницы, счастливая как дура.

* * *

Следующей парой у меня семинар у старичка, который от меня без ума.

Наплести ему о том, что я плохо себя чувствую, не составило труда.

Я собираюсь отплатить Миронову тем же.

У него сейчас снова лекция и я тороплюсь в ту самую аудиторию, зная, что она одна из самых больших в вузе, и затеряться в ней среди других студентов не сложно.

В числе первых вхожу в класс, надевая невозмутимость на лицо. Меня никто не знает и всем пофиг.

Миронова нет. Он всегда дает студентам несколько минут, чтобы собраться. Опозданий он не терпит, поэтому опаздывает сам.

Забившись подальше от преподавательской кафедры, укладываюсь на парту, максимально себя прикрывая.

Когда Миронов входит в аудиторию, я начинаю елозить на скамье и возбуждаюсь.

Возбуждаюсь и ревную, потому что его задницу и плечи видят все.

Мироновская задница моя. И только моя.

Его рот извлекает страшные вещи. Страшные умные вещи, от которых мои уши виснут.