Оно нереально. Не существует. Как сон или галлюцинация, показанные возбужденным мозгом. Жизнь и смерть в этом пространстве отсутствуют. Нечему жить и умирать. Все — иллюзия.

И я снова кричу, не в силах выносить жуткую истину. Мне некого спасать. Не в кого вливать ангельскую силу, которая вдруг стала мне доступной. Живой ли, мертвый, Дорах — иллюзия. Его нет. Все, что он делал со мной, все что я к нему чувствовала, существовало только в моей голове.

Все это время Дорах продолжает смотреть на меня. Его тело сделалось эфемерным и невесомым, как у призрака… Но он смотрит, глаза наполняются пониманием, по губам скользит печальная улыбка.

Его плоть, как и вся материя окружающего мира, истончается у меня на глазах. Вот-вот растает, как дым, и улыбка — последней, как у Чеширского кота…

Нет, нет, нет. Я уже не кричу, это душа рвется в отчаянном вопле протеста. И вдруг между мной и Дорахом вспыхивает сгусток ослепительного света. Который принимает знакомые очертания женского силуэта с крыльями. Кесайя.

— Ты нашла центр, — шепчут ее призрачные губы. — Любовь — центр всего. Любовь сделает тебя непобедимой. И тех, кого любишь. А еще, Алена, запомни… Холион всего лишь помогает поддерживать иллюзию. Любовь способна вернуть реальность. Вернуть жизнь. Иди в любовь. Иди в жизнь.

Проговорив эти слова, ангел растворяется. А мир начинает оживать. Он вновь делается плотным. Пространство становится материальным, а следом возвращается время.

Я вновь слышу крики и лязг железа. Смотрю в безумной тревоге на Дораха — вдруг он сейчас рухнет замертво, как в тот миг, когда время остановилось? Но он прочно стоит на песке, твердо и непоколебимо — как минуты назад, когда на него неслись полчища наемников.

Все повторяется. Демоны обступили его, как в начале схватки, замахиваются клинками. Он бесстрашно глядит в глаза врагам.

А я вдруг чувствую, как из моего сердца выплескивается горячий поток. Широкий белый луч протягивается между мной и Дорахом. На кончиках пальцев принца формируются лезвия белого света.

Вращая руками, он врезается в толпу врагов. И на этот раз никто не может ему противостоять. Он крушит противников, словно топчет жалких муравьев, пробивается к Ристарху.

Тот поднимает руки над головой. Сноп ядовито-зеленого цвета выбрасывается из сомкнутых ладоней и летит в Дораха. Я вскрикиваю, но Дорах спокойно выставляет вперед ладонь — и ядовитый пучок энергии разбивается об нее вдребезги.

Сияние вокруг ладоней Ристарха затухает. Король опускает руки, в ужасе смотрит на них. Переводит взгляд на Дораха.

Мой принц наклоняется и подбирает с песка секиру одного из поверженных наемников. Шаг за шагом он приближается к Ристарху. Тот пятится, беспомощно разевая рот, как рыба на песке.

Дорах заносит топор. Ристарх пронзительно взвизгивает, как поросенок. Выставляет вперед руки, тщетно пытается загородиться от дяди. Дорах размахивается. В полете секира дробит кисти и локти Ристарха.

Кровь хлестнула ручьем. А топор врезается прямиком в лоб сумасшедшего короля и раскраивает ему череп. Закатываются залитые кровью глаза, и мертвое тело моего несостоявшегося убийцы валится на песок.

Мое сердце лихорадочно колотилось. Ристарх, наш главный и самый могущественный враг, повержен. Но вокруг Дораха еще легион наемников! Они ведь не будут просто стоять и смотреть. Хватит ли моей новообретенной ангельской силы, чтобы помочь ему совладать со всеми?

Но наемники есть наемники. Они не сражаются, когда наниматель мертв. Со всех сторон раздался лязг брошенного оружия и крики: «Пощады! Сдаюсь!» Враги, только что свирепые и беспощадные, падали на колени и в мольбе заламывали руки.

Дорах, обнаженный, мускулистый, с окровавленной секирой на плече, напоминал воина-варвара. Он побежал ко мне, не обращая внимания на вопли Отступников. Вот он уже рядом, в глазах — озабоченность, переживание за меня.

Когда он занес секиру, я невольно вздрогнула. Лезвие вонзилось в щит, перерубая путы. Мой принц подхватил меня в объятья. Я прижалась к нему всем телом. Никогда я не испытывала так остро радость от близости мужского тела. Нет ничего прекраснее крепких объятий самого дорогого, самого любимого! Особенно когда понимаешь, что могла утратить их навсегда…

Мне показалось, что время застыло — как во время битвы. И остались только мы с Дорахом вдвоем. Я не видела ничего, кроме его глаз. Мне было плевать, что он весь в грязи, в поту, в крови — своей и чужой. Он жив. Он рядом. Это все, что имеет значение.

— Как ты? — спросил он озабоченным шепотом.

— Лучше, чем ты, — улыбнулась. — Меня не резали и не кололи. Ты сам сейчас как? Может, тебе нужно еще… холиона? Правда, я не знаю, как его дать… специально. Когда ты дрался… когда они тебя… в общем, у меня само собой получилось. Не знаю, как это повторить.

— Алена… Я знаю, как получить от тебя холион. И мы обязательно займемся этим… Как только разберусь с Отступниками.

По его лицу, покрытому темными пятнами песка и крови, пробежала усмешка. И это в тысячу раз сексапильнее, чем белозубые улыбки красавчиков-плейбоев в идеально отглаженных костюмах. Мой мужчина не глянцевая картинка. Он настоящий. Несмотря ни на что.

Я хочу сказать ему про слова Кесайи, про любовь, которая способна вернуть реальность. Но он отворачивается от меня. Закрывает собой от наемников так, что я оказываюсь спрятана между щитами арены и его широкой мускулистой спиной.

— Я не буду вас карать, — зычно гаркнул он. — Возвращайтесь на свою планету и больше не смейте показываться в Мейлисе. Я снял энергетический отпечаток каждого из вас. Если кого-то приведут на мой суд, когда я вновь займу престол Мейлиса…. Вас ждет та же участь.

Он указал на труп Ристарха. Наемники кивали и кричали: «Да, государь!» «Так точно, государь!» «Как прикажете, государь!»

— Ступайте! — повелительно воскликнул Дорах. — Я открою портал для вас. Любой, кто попытается навредить мне или моей женщине, застрянет в нем без выхода и погибнет от нехватки воздуха.

Он взмахнул рукой. В центре арены появился огромный черный сгусток. Один за другим наемники принялись нырять в него.

Дорах напряженно и сосредоточенно следил, не выкинет ли кто фортель. Но самоубийц среди армии киллеров не было. Все, чего они жаждали — убраться с арены живыми и не присоединиться к своим менее везучим, расчлененным товарищам.

Почти час мы ждали, пока остатки армии изгоев оставят нас. Когда последний из Отступников скрылся в портале, Дорах сделал жест рукой, складывая ладонь в чашу, и портал свернулся.

Я изможденно осела на песок. Он опустился рядом, кладя мою голову себе на грудь.

— Девочка моя. Обещаю, все позади. Мы вернемся во дворец, и ты отдохнешь.

У меня защемило сердце от его безграничной заботы и нежности. Я всхлипнула.