Демоны, растерзавшие его отца, по сравнению с этими выглядели вполне себе ничего.

– Именем Ангела, – выдохнула Диана. – Центурионы, встаньте за мной.

Зара бросила на нее злобный взгляд – хотя Центурионы, в большинстве своем, и так столпились на крыльце и глазели. Один только Диего выглядел так, словно ему в буквальном смысле не терпится броситься в бой. На его лбу проступили вены, а руки дрожали от ненависти.

– Мы Центурионы, – начала было Зара. – Мы вам не подчиня…

Диана тут же обернулась к ней.

– Заткнись, тупая ты недоросль, – с ледяной яростью процедила она. – Как будто во время Темной войны Диарборны не отсиживались в Цюрихе как последние трусы! Ты ни разу еще не была в реальном бою – а я была. Чтоб я ни слова больше от тебя не слышала!

Зара отшатнулась, окаменев от шока. Ни один из ее Центурионов – даже Саманта или Мануэль – не сказал ни слова в ее защиту.

Демоны – кудахча, хлопая ластами и скользя по траве – почти уже добрались до крыльца. Кит почувствовал, как Ливви пробивается к ним с Таем и загораживает его, Кита, от чудищ. Они пытаются его прикрыть, вдруг понял он. Защитить. Он испытал прилив благодарности – и затем раздражения: они что, считают его беспомощным простецом?

Он уже сражался с демонами. И в глубине его души что-то уже не находило себе покоя – что-то, отчего клинок серафимов в его руке разгорелся еще ярче. Что-то, что заставило его понять Диего, когда тот повернулся к Диане и спросил:

– Приказы?

– Ну, разумеется, убить их всех, – сказала Диана, и Центурионы хлынули с крыльца. Диего всадил топор в первого же демона, которого увидел; когда лезвие разрубило студень и брызнула черно-серая кровь, на металле вспыхнули руны.

Кит бросился вперед. Пространство перед ступеньками превратилось в поле боя. Он понял всю силу клинков серафимов – Центурионы рубили и кололи, в воздухе завоняло демонической кровью, а клинок в его руке так и полыхал… но тут кто-то поймал его за руку и задержал на верхней ступеньке.

Это оказалась Ливви.

– Нет, – произнесла она. – Ты не готов…

– Все со мной в порядке, – запротестовал он. Тай уже наполовину сбежал по ступенькам; он отвел руку назад и метнул кинжал. Тот погрузился в широкий плоский, словно камбалиный, глаз принявшего угрожающую стойку рыбоголового демона – и глаз закрылся навсегда.

Тай обернулся к Киту и сестре.

– Ливви, – сказал он. – Дай ему…

Дверь вновь распахнулась, и, к удивлению Кита, на крыльце появился Артур Блэкторн – все еще в халате поверх джинсов, но, по крайней мере, не босой. В руке у него болтался древний, почерневший меч.

Диана, бившаяся с ящероподобным демоном, в ужасе вскинула на него глаза.

– Артур, нет!

Артур тяжело дышал, на его лице был ужас – но, помимо ужаса, еще и странное яростное упорство. Он шумно спустился с крыльца и бросился на первого же демона, которого увидел – гребнистую красноватую тварь с единственной здоровенной пастью и длинным жалом. Когда жало пошло вниз, Артур разрубил его надвое, и чудище, визжа и лепеча, унеслось по воздуху, словно сдувшийся воздушный шарик.

Ливви выпустила Кита. Она в изумлении глядела на дядюшку. Кит вновь двинулся вниз по ступеням… но тут демоны вдруг начали отступать. Но почему? Центурионы все больше ликовали по мере того, как очищалось пространство перед Институтом – но, с точки зрения Кита, радоваться было еще рано. Демоны не проигрывали бой. Конечно, они и не побеждали – но время для отступления все равно еще не пришло.

– Что-то происходит, – сказал он, глядя куда-то между Ливви и Таем, которые стояли рядом с ним на ступеньках. – Что-то не то…

Раздался пронзительный смех. Демоны замерли полукругом, загораживая спуск к дороге, но не двигаясь. В центр полукруга выбралась фигура, словно вышедшая из фильма ужасов.

Когда-то это был человек; он все еще сохранял некое человекоподобие, но его кожа была серо-зеленой – цвета рыбьего брюха, а большая часть бока и руки была отъедена, и он хромал. Рубашка висела лохмотьями, обнажая серую кожу вокруг жутких ран и дочиста обглоданные белые ребра.

Голова его была почти лысой, а редкие волосы были белыми, как кости. Лицо раздулось, как у утопленника, глаза выцвели от морской воды. Человек улыбнулся почти безгубым ртом. В руке он сжимал черный мешок, покрытый влажными темными пятнами.

– Сумеречные охотники, – произнес он, – как же мне вас не хватало.

Это был Малкольм Фейд.

В молчании, воцарившемся после того, как с Неблагого рыцаря сорвали маску, Джулиан слышал, как сердце колотится о ребра. Он чувствовал, как его руна парабатаев горит острой, резкой болью. Болью Эммы.

Ему хотелось подбежать к ней. Эмма стояла, словно рыцарь на картине – склонив голову, с мечом в руке, на доспехах – брызги крови, выбившиеся из прически волосы окутывают ее. Он видел, как шевелятся ее губы: знал, что она говорит, хоть и не слышал. Джулиана пронзило воспоминаниями о той Эмме, которую он знал, казалось, тысячи лет назад – о маленькой девочке, тянущейся к отцу, чтобы тот взял ее на руки.

Папа?

Король рассмеялся.

– Перережь ему глотку, девочка, – велел он. – Или ты не можешь убить собственного отца?

– Отца? – эхом отозвалась Кристина. – Что он имеет в виду?

– Это Джон Карстерс, – сказал Марк. – Отец Эммы.

– Но как…

– Не знаю, – сказал Джулиан. – Этого не может быть.

Эмма рухнула на колени, убрала Кортану в ножны. В лунном свете ее отец и она, склонившаяся над ним, превратились в тени.

Король расхохотался; его странное лицо вспорола широкая усмешка, и Двор рассмеялся вместе с ним, то тут, то там взрываясь воплями радости.

Никто не обращал внимания на трех Сумеречных охотников посреди поляны.

Джулиану отчаянно хотелось оказаться рядом с Эммой. Но он привык не делать и не получать того, что ему хотелось, и обернулся к Марку и Кристине.

– Иди к ней, – велел он Кристине. Она широко раскрыла темные глаза. – Иди к нему, – сказал он Марку, и тот кивнул и растворился в толпе – тень среди теней.

Кристина исчезла следом, проталкиваясь через толпу в противоположном направлении. Придворные всё еще смеялись – их смех звучал всё звонче, расцвечивая ночь. Человеческие чувства кажутся им такими глупыми, а человеческие умы и сердца – такими хрупкими.

Джулиан высвободил из ремня кинжал. Это был не клинок серафимов, и даже без рун. Это был кинжал из холодного железа, удобно лежавший в руке. Среди рыцарей, смотревших на шатер, стояли и смеялись принцы. Джулиану хватило нескольких шагов, чтобы подойти к ним, обхватить принца Эрека сзади и приставить кинжал к его горлу.

Первая мысль Кита была такой: «Так вот почему им не удалось найти тело Малкольма».