Ее зависть снова поднимала голову, разжигая в ней самые низменные чувства. Она ненавидела всю эту безмозглую толпу, которая выбрала объектом для обожания не ее, Милу Миланскую, звезду первой величины, а каких-то глупых куриц-наседок, которые носятся со своими орущими сопливыми цыплятами и дефективными законными мужьями.

И тогда Мила, словно фокусник, доставала из рукава свою козырную карту и била ею противника наповал. Это был самый что ни на есть элементарный и исстари известный своим эффективным действием подкуп. Подкуп тех, от кого зависело благополучие неугодных. Способ старый, но верный.

А если не срабатывал и он, так как противник оказывался таким же влиятельным и состоятельным, как сама Мила, то к нему применялся метод Троянского коня. В этом случае Мила становилась лучшим другом своего противника, задаривала его подарками, усыпляя его бдительность, и терпеливо ждала удобного случая, чтобы подставить новоприобретенному другу жесткую подножку, после которой тот не смог бы больше подняться.

Сама же Мила всегда относилась с осторожностью к любым подаркам, кроме тех, разумеется, которые она получала от дядюшки. Она хорошо помнила крылатое латинское изречение: «Quidquid id est, timeo Danaos et dona ferentes» — «Что бы там ни было, а я боюсь данайцев, дары приносящих».

Положив в сумочку сценарий нового телешоу, Мила включила сигнализацию и вышла, заперев дверь. Водитель-охранник уже дожидался ее у подъезда. Сегодня — скорее по собственному капризу, чем из-за суеверия — Мила выбрала белоснежный «Роллс-Ройс». Теперь она напрочь игнорировала попавший в аварию — пусть даже только во сне — красный «Бентли». А чтобы тот больше не будил тревожных воспоминаний, приказала отогнать его в гараж дядюшкиного имения.

Николай никогда не относился серьезно к женским слезам, считая их уловкой для размягчения мужских сердец и опустошения кошельков. Он только делал вид, что поддается, когда очередная зазноба пыталась склонить его к браку. Подходя к женитьбе со всей серьезностью, Николай видел своей женой лишь ту, что по характеру могла сравниться с Настей, его сестрой: мягкая, застенчивая, любвеобильная и в то же время по-деревенски хваткая, умеющая постоять за себя.

Сейчас Настя сидит напротив него с потухшим взором, в лице ни кровинки. Нет, она не плачет. Другая бы на ее месте впала в истерику и рыдала как ненормальная после случившегося. А Настя словно окаменела. Вся ее счастливая жизнь, едва начавшись, пошла прахом за считаные мгновения: зачем дальше жить, для чего, для кого? Только-только проглянуло солнце в ее одинокую жизнь и тут же погасло. Самостоятельно Насте из этого горя не выпутаться. Произошедшее настолько невероятно и дико, что Николай даже не знает, как на это реагировать.

— Тебе нельзя возвращаться.

— Он там один.

— Его больше нет. Там только тело.

— Если не я, то кто ему поможет?

— В том-то и дело, что уже никто.

— Но я видела ее!

— Ты не уверена, кого именно видела. Тебе не поверят. А еще хуже — обвинят. У богатых своя правда, купленная. Вот пусть сами и разбираются.

Как убедить Настю не лезть на рожон? Как уберечь от напраслины, в которую ее затянут так ловко, что она и глазом не успеет моргнуть? И наконец, как отговорить от бредовой идеи, которой она грузит Николая уже второй день?

— Ты пока приляг, отдохни. Я же схожу в имение, разведаю обстановку. Пойдем, я тебя провожу. — Николай помог безвольной Насте подняться, отвел в спальню и, уложив в кровать, укрыл одеялом. — Поспи. А мне, прежде чем на что-то решиться, надо все как следует обдумать.

Лишь только за Николаем закрылась дверь, Настя провалилась в бездну тяжких воспоминаний.

Как она могла не удержать счастья, которое уже было у нее в руках? Ведь знала же, что Кирюшенька — слишком лакомый кусочек для всех окружающих его женщин. Потому и должна была беречь его как зеницу ока. А она не уберегла! Да разве убережешь, если на этого роскошного красавца столько желающих?! Не успеет развязаться с одной, тут же другая на него предъявляет права. Так и ходит, бедный, по рукам сумасшедших богачек.

Настя на кухне готовила вкусненькое для любимого, когда услышала, как в прихожей открывается дверь. Она тут же выключила в кухне свет и затаилась: неужели эта стерва вернулась! А если Мила передумала расставаться с Кириллом и хочет с ним помириться? Никогда этому не бывать!

Вооружившись кухонным ножом, Настя, крадучись, пробралась к приоткрытой двери спальни и заглянула внутрь. Возле кровати, согнувшись, словно разглядывая спящего Кирилла, стояла женщина. Черные волосы прикрывали лицо, но Настя и так поняла: это Катерина, подруга Милы. Ей-то здесь что понадобилось? Она могла беспрепятственно попасть в квартиру лишь в одном случае: если Мила дала ей ключи. Но зачем?!

Настя почувствовала, как гнев огненной лавой накрывает ее с головой: Мила продала своего любовника подруге! Ну как же, разве эта гадина переживет, если останется в убытке? Да ни за что на свете! У этих богатых сук даже любовь продается и покупается.

— Отойди от него! — вскрикнула Настя, ворвавшись в комнату и размахивая ножом. — Иначе я убью тебя!

Катя разогнулась и, резко обернувшись, направила на Настю пистолет.

— Убирайся отсюда вон! — прошипела она. — Иначе я убью тебя.

— Вы не смеете мне приказывать. Кирилл Леонидович теперь только мой!

— Ах вот даже как! — обратилась Катя к поднимающемуся с кровати голому Кириллу. — А ты, дорогой, своего не упускаешь.

— Девочки, давайте не будем ссориться. Меня вам хватит на обеих.

— А если мы тебя делить не хотим? — спросила Катя, косясь на нож в руке Насти, который та сжимала до посинения костяшек пальцев, готовая наброситься на соперницу. — Тебе, дорогой, придется выбрать одну из нас. И кто же тебе больше по вкусу?

Настя совсем растерялась: почему у Кати голос Милы… и глаза зеленые? Да это же сама Мила, только переодетая в Катю!

— Не слушай ее, любимый! — взмолилась Настя. — Неужели ты не видишь, что она пришла, чтобы убить тебя? Даже в Катю, гадина, вырядилась, чтобы ее саму потом не обвинили в убийстве. Умоляю тебя, не верь ей!

— Вот дура деревенская! Мечтаешь, что он выберет тебя? Да открой пошире глаза-то: кто ты и кто я!

— То-то ему деревенская баба показалась слаще светской королевы! — осмелела Настя, видя, что Мила даже не пытается притвориться Катей.

— Как ты разговорилась! Дорогой, может, хоть тебе под силу заставить ее замолчать? — обратилась Мила к Кириллу. Тот не нашелся, что ответить, и принялся одеваться. — Мы обе ждем от тебя ответа.

— Да идите вы все… Достали уже! — не выдержал Кирилл. — От вас, баб, одно только горе. И сами не хотите или не умеете быть счастливыми, и меня замучили своими выходками. Одна в золоте купается, но ей скучно. Вместо того чтобы семью завести и ребеночка родить, она сама еще в куклы не наигралась. Только куклы у нее живые, со своими взглядами и мечтами о счастье, как они его понимают. Вот и хочется им не только руки-ноги поотрывать, но и головы поотвинчивать. Тогда только у нее появляется вкус к жизни, когда кто-то страдает. Не все же ей одной мучиться не пойми от чего… А другая? Радовалась бы, что любимый приласкал да приголубил! Так нет же: начала планы строить, как опутать его покрепче, чтобы он из ее объятий уже и выбраться не смог… Все, с меня хватит: я ухожу. Почему именно я должен оставаться крайним? Сами тут между собой разбирайтесь. Да хоть поубивайте друг друга, мне и дела нет!