— Деньги? — сказала Энджи.

Дезире кивнула:

— В мусорном пакете под слоем льда в машине на пятом этаже, как раз возле его номера.

— Ловко! — воскликнул я.

— Только достать нелегко, — сказала Дезире. — Надо ворошить лед, а руки плохо пролезают в дверцу машины. Прайс и застукал меня за этим занятием, когда вернулся от своих друзей.

— Один вернулся?

Она покачала головой:

— С ним была девица. По виду проститутка. Я и раньше уже видела их вместе.

— Девушка одного с вами роста, сложения и с таким же цветом волос? — спросил я.

Она кивнула:

— Она была на дюйм-два ниже, но заметно это было, если только нам встать рядом. По-моему, она была кубинкой и лицом, конечно, совершенно не похожа на меня. Но…

Она пожала плечами.

— Продолжайте, — сказала Энджи.

— Они втащили меня в номер. Прайс, видно, чем-то накачался. Он был как безумный, совершенно не в себе. — Она повернулась на своем стуле лицом к заливу, ее голос опять снизился до шепота. — Делали со мной всякое…

— Оба?

— А вы как думаете? — сказала она, не отрывая взгляда от залива. Голос ее был прерывистым, хриплым. — Потом женщина надела мою одежду. Для смеха, наверное? Меня закутали в банный халат и отвезли на Колледж-Хилл. Знаете этот район?

Мы покачали головами.

— Для Тампы это вроде как местный Южный Бронкс. Они сорвали с меня халат, вытолкнули из машины и с хохотом укатили. — На секунду она потянула к губам трясущуюся руку. — Я… Мне удалось выбраться оттуда. Я стащила с бельевой веревки какую-то одежду, проголосовала, попросив довезти меня до «Амбассадора», подъехала, а там уже было полно полиции, а в номере Прайса лежало тело, а рядом фуфайка, которую дал мне Джей.

— Зачем Прайс убил ее? — спросил я.

Она пожала плечами, покрасневшие глаза ее опять стали мокрыми.

— Думаю, потому, что ее заинтересовало, что это я там искала в машине для льда. Сообразить было нетрудно, а Прайс ей не доверял. Не знаю, конечно. Он был больной человек.

— Почему вы не связались с Джеем? — спросил я.

— Он исчез. Вслед за Прайсом. Я сидела на берегу в хижине, которую мы сняли, и ждала его, но его не было, а потом мне стало известно, что он в тюрьме, и тут-то я предала его!

Она стиснула челюсти, и слезы так и хлынули, струясь по ее щекам.

— Предали его? — удивился я. — Каким же это образом?

— Не пришла к нему в тюрьму. Господи, я подумала, что меня могли видеть с Прайсом, возможно, даже в обществе погибшей, так хорошую ли службу сослужит Джею мой визит к нему в тюрьму? Единственным результатом будет то, что еще я впутаюсь в это дело. Я растерялась, день-два ничего не соображала. А потом подумала: к черту, надо вызволять его оттуда, спрошу у него, где он держит деньги, и по почте пошлю поручительство.

— И что же?

— Но к тому времени он уже уехал с вами. А когда я вас нагнала… — Она вытащила из сумочки пачку «Данхилла», с помощью узкой золотой зажигалки закурила, сильно затягиваясь и откидывая голову, когда выпускала дым вверх, к небу. — Когда я вас нагнала, Джей, и мистер Кушинг, и Грэм Клифтон уже были мертвы, и мне не оставалось ничего, кроме как стоять в сторонке и наблюдать. — Она горестно покачала головой. — Как последняя идиотка поступила…

— Даже если бы нагнали нас вовремя, — сказала Энджи, — все равно вы не смогли бы ничего изменить.

— Как знать? А теперь уж и не узнаешь, ведь правда? — И Дезире грустно улыбнулась.

Энджи ответила ей такой же грустной улыбкой:

— Да. Правда. Не узнаешь.

* * *

Ей было некуда идти, и денег у нее тоже не было. Куда делись два миллиона, что с ними сделал Прайс после того, как, убив ту женщину, бежал из «Амбассадора», навеки осталось его тайной, которую он унес с собой в могилу.

Допрос наш, судя по всему, утомил Дезире, и Энджи предложила ей на ночь свой номер.

Дезире сказала: «Мне только вздремнуть немножко, и я приду в себя», — но когда пять минут спустя мы заглянули в номер Энджи, Дезире одетая лежала ничком на животе прямо поверх покрывала и спала крепчайшим сном.

Мы вернулись ко мне в номер, закрыли дверь Дезире, и тут раздался телефонный звонок. Это был Девин.

— Тебе еще нужна фамилия убитой девушки?

— Да.

— Илиана Кармен Риос. Работница. Последний зарегистрированный адрес — 17 стрит, № 112 Нортист, Сент-Питерсбург.

— Задержания были? — спросил я.

— Раз десять привлекалась за проституцию. Положительной стороной происшедшего можно считать то, что теперь тюрьма в ближайшее время ей не грозит.

* * *

— Не знаю, — сказала Энджи, когда мы с ней стояли в ванной, запустив душ. Если номер прослушивался, нам опять надо было проявлять осторожность.

— Чего ты не знаешь? — спросил я в облаках поднимавшегося от ванны пара.

— Это я про нее. По-моему, все, что она рассказывает, сильно смахивает на вымысел, тебе так не кажется?

Я кивнул:

— Как и все, что мы слышим в этом деле от других.

— Это-то и беспокоит меня. История за историей, пласт за пластом, и все они с самого начала, как только стало раскручиваться это дело, выдуманы полностью или частично. И зачем ей понадобились мы?

— Для защиты.

Она вздохнула:

— Не знаю. Ты ей веришь?

— Нет.

— А почему?

— Потому что я не верю никому, кроме тебя.

— Послушай, ты украл мои слова, которые я хотела сказать тебе.

— Ага. — Я улыбнулся. — Прости.

Она махнула рукой:

— Валяй. Пользуйся. Все мое — это твое.

— Серьезно?

— Ага, — сказала она и повернулась ко мне лицом. — Серьезно, — тихо повторила она.

— Взаимно, — сказал я.

На мгновенье ее рука скрылась в облаке пара, а потом я почувствовал, как она обвила мою шею.

— Как твое плечо? — спросила Энджи.

— Чувствуется. И бок тоже.

— Я буду помнить об этом, — сказала она. И, припав на колено, задрала мою рубашку. Когда она целовала кожу вокруг моих бинтов, язык ее подрагивал, как от тока.

Нагнувшись, я обхватил ее за талию здоровой рукой. Я приподнял ее, усадил на раковину и стал целовать; ее ноги обвились вокруг меня, а сандалии со стуком упали на пол. Последние месяцы я не просто желал ее, желал ощутить ее губы, ее язык, ее вкус — я желал ее до головокружения, изнемогая от желания.