Смазливый абитуриент согласно кивнул, но Костов расслышал, как переросток при этом пробурчал себе под нос: «Мент поганый!»

Алина жила на даче Абдулова. Она ходила босиком, в коротком шифоновом платье на бретельках — плечи и нос ее обгорели сразу же, она похудела. С удовольствием ухаживала за садовыми цветами. К удивлению Абдулова, могла возиться с ними часами, а потом взахлеб рассказывать ему о тле на розах, о желтых лилиях, которые — особый сорт! — распустятся всего на один день, о навозе для георгинов. Глубокой ночью, когда нигде не видно ни огонька, по кустам стелется туман и за каждым деревом кто-то притаился, она выходила в сад, чтобы поглядеть, как смотрятся ночью настурции — их она особенно любила — или колокольчики. Открывала дверь и делала шаг вниз — в темноту, где едва виднелись бледные меж черных газонов тропинки…

Они вели уединенный образ жизни, никуда не ходили — ни в местный бар, ни потанцевать, не приглашали гостей и сами никого в округе не посещали. Предосторожность — Абдулову не хотелось, чтобы в поселке пошли сплетни о том, что он проводит время с «новой любовницей». На базар ездили, но нечасто — по этому случаю Алина надевала огромные черные очки и, подобрав предварительно длинные светлые волосы, бейсбольную кепку. Узнать ее в таком наряде было нельзя и вполне можно было принять и за Нину.

Абдулов был доволен — из Москвы их никто не беспокоил. Он потихоньку работал над новым проектом. Много времени уделял Алине, хотя она на этом совсем не настаивала. Ему нравилось готовить для нее завтрак и приносить ей его на подносе в постель, ежедневно хлопотать с обедом и ужином, рвать зелень на грядках, разжигать огонь в мангале, сооруженном на лужайке перед домом, и подбирать вино к трапезе. В еде Абдулов знал толк и с удовольствием занимался готовкой сам. Алине оставалось лишь высоко оценить результат его усилий — и она оценивала.

Он не задумывался о ближайшем будущем («Что с нами будет?» — спросила как-то в задумчивости Алина, он промолчал). Почему молодежь так нетерпелива, резка, зачем она всегда ставит вопрос ребром и жаждет определенности? Как будто в определенности — спасение… Он понял, о чем спросила Алина. А вот его все устраивало, он не испытывал никакого душевного дискомфорта. Нина… Что ж, жена в Москве, у нее своя интересная жизнь, наполненная событиями на работе, тревогами за сына и решением их общих житейских проблем. Следовало поискать реставратора для недавно приобретенного бюро в стиле модерн, договориться с комендантшей дома о вознаграждении для вахтеров, выяснить насчет антикоррозийки для машины. Чем она может мешать Алине? Ничем. Даже тени Нины в этом доме нигде не видно — ни одной женской шмотки, случайно забытого чулка или бюстгальтера, ни использованного тюбика ее помады или бутылочки с остатками ее крема для снятия макияжа. Абдулов позаботился о том, чтобы ничего этого не было — накануне приезда девушки перетряс и перебрал все на даче, уложил женины вещи в два больших пакета и запрятал во временном домике за буфетом. Почему Алину это беспокоит? Разве ей плохо — так, как есть?

Призрак жены не так сильно беспокоил Алину, как думал Абдулов. Но ей было плохо. Дело не в ране, которая почти зажила, — Алина время от времени рассматривала перед зеркалом свой бок и с облегчением признавала, что шрам маленький и будет совсем незаметен. Дело в другом: ее жизнь опрокинута. Без Олега она казалась чужой, ненастоящей, такой, которой не стоит дорожить. Однажды они ехали на его «Опеле» (еще до появления шикарного «Феррари»), она почему-то — сегодня уже не вспомнить почему — села не на переднее место пассажира, а на заднее, непосредственно за его спиной. Они мчались, как сумасшедшие, — Олег обожал быструю езду. Головокружительная езда давала удивительное ощущение свободы и одновременно щемящее до слез чувство одиночества и обреченности. Она не испытывала такого больше никогда — ни до, ни после. Она обхватила его руками сзади, вместе со спинкой кресла, крепко обняла поперек торса, прижалась щекой к обивке и подумала: «Если бог предложил бы мне выбрать свой конец, то я предпочла бы нестись на машине с Олегом. И вместе разбиться насмерть…»

Сейчас, когда Олега не стало, Абдулов едва заметно — в том числе и для самого себя — к ней переменился. Он был нежен, заботлив, опекал ее в мелочах, но безотчетно относился к ней уже как хозяин. Они часто занимались любовью, Абдулов проявлял настойчивость. Хотя он постоянно помнил о ее ране, все время справлялся о здоровье, напоминал, чтобы не забыла выпить лекарства, все это не мешало ему настаивать на сексе, даже когда ей не хотелось. Она заметила, что ему особенно нравилось любить ее, когда ей не хотелось… В этом для него как будто был скрыт особый кайф, хотя он никогда бы не сознался. «Неужели в каждом мужчине сидит дикарь и насильник?» — задавалась иногда вопросом Алина.

— Я думаю, мне пора вернуться к работе, — сказала Алина.

Был вечер, они сидели в его кабинете — она с чашкой чая в руках расположилась в кресле-качалке, просто сидела, думала и прихлебывала из чашки. Аркадий работал за компьютером, блуждая по Интернету в поисках необходимой информации по «реэлити-шоу».

— Куда ты спешишь? Ты еще слаба, — обернулся он от дисплея.

«Она похудела», — пришло ему в голову. Но ее нынешняя худоба — впавшие щеки, проступившие на плечах кости, обострившиеся коленки — ничуть ее не портила и была чертовски притягательна. Да дело не в этом. Ему просто нравилась она, Алина, нравилась любая вариация ее внешности. Абдулов понятия не имел, будет ли так всегда или когда-нибудь это прекратится. Но пока каждый новый, невиданный ранее штрих в облике Алины лишь увеличивал тягу к ней. Однажды он попытался представить, а что будет с Алиной, если она растолстеет? Он мысленно увидел крепкие розовые щеки с пухлыми губами (глаза станут меньше), округлую шею, покатые плечи с лямками топа. Алина одета в прямую юбку до колен, она сидит, и плотные ножки видны до середины бедра, выше — крутая линия обтянутых материей ляжек и задика, а ступни — как маленькие утюжки. Бюст распирает блузку, из выреза которой выступает аппетитная ложбинка между грудями, верхняя часть руки — тугая, загорелая, уютная… И понял: если она располнеет, он свихнется от постоянного возбуждения.

— У меня такое чувство, что мне надо что-то делать, что сейчас я — бездельница, — проговорила Алина. — Давай уедем завтра же. Я здесь больше не могу.

Алина заговорила о работе, о том, что к новому телесезону в передаче надо менять концепцию, может быть, освежить дизайн — почему они никогда об этом не поговорят как профессионалы? Почему он вообще перестал говорить с ней о работе — разве они не коллеги? Август — роковое время российской политики, разве он не помнит? Обязательно надо быть в Москве во всеоружии, договориться о серии интервью с бизнесменами и политиками. Олегу в начале августа — сорок дней…

Ей действительно казалось, что она здесь больше не сможет. Навалилось внезапное нетерпение, прямо лихорадка — уехать! Уехать! Круг жизни, как замкнувшийся на Абдулове, стал тесен, обременителен. Абдулов был везде — так, что она уже начала задыхаться. «Больше не могу…»

— Мне казалось, тебе хорошо. — Абдулов был опечален и, пожалуй, чуть-чуть оскорблен. Он думал, Алина наслаждается тихой уединенной жизнью на даче вместе с ним. Разве он не сделал все для этого? Она так любила нежиться по утрам в постели, пить кофе с принесенного им в спальню подноса, сидеть вечером у огня на лужайке, подправляя кочергой чурки в мангале, так упивалась настурциями. Выяснилось, что он очень плохо представляет, что при этом творится в головке любовницы. Партизанка…