«Ю-эс-эй тудей» («USA today»)

Я закурил сигарету, доброжелательно оглядел всех в бильярдной и мягко попросил охранника:

— Ну-ка, не в службу, а в дружбу — принеси-ка, любезный, пепельницу… — Мне кажется, они этого урода Десантом кличут, фамилия его вроде Акулов — есть у нас в оперативном досье его фотография.

Тот выпер вперед огромный подбородок — точь-в-точь Муссолини, хотел послать меня в то место, где у бабы ножки сходятся. Но не успел — заметил молчаливый кивок Джангира, вышел из своего дзота-бара, тычком сунул мне хрустальную пепельницу. И вернулся к своей амбразуре, как защитник Брестской крепости.

Я щелчком стряхнул пепел и, улыбаясь неопределенно, сказал светски:

— Привело меня к вам, Петр Михалыч, неодолимое желание пообщаться. Вы ведь на мои повестки не являетесь, на телефонные звонки не отвечаете…

Джангир улыбнулся еще любезнее:

— Мечтал бы! Но законы очень уважаю. Хотел бы преступить, а не могу! Вы ведь знаете, что по закону вам нельзя — ни в коем случае! — мне эти мусорные повесточки слать, а домогаться наших встреч силой вам тоже запрещено. Мы ведь в цивилизованной демократической стране живем! У нас основу парламентаризма — неприкосновенность народного избранника — блюдут свято!

И вперил в меня круглое немигающее око хищного гада. Издевается, сука. Ладно, мы народ привычный. Мы якобы не рабы. Рабы — немы. Помалкиваем. Страна немых рабов. Немо молчим. Или пошучиваем.

— Да знаю! Знаю я, что вы фигура ну абсолютно неприкосновенная! — сказал я серьезно. — На вас, как в музее, можно табличку вешать: «Руками не трогать!» Посмотреть-то можно? Или побеседовать приватно?

— Сколько угодно! — засмеялся Джангир, а глаз, неподвижный, немигающий, холодно предупреждал: смотри тут, не балуй!

Куклуксклан вынул из кармана диктофон, нажал кнопку, положил перед собой на столик и сказал, как о чем-то само собой разумеющемся:

— Вы, наверное, не будете возражать, если наша беседа будет зафиксирована — на случай возникновения кривотолков, будто мы что-то здесь нарушали…

Джангир снисходительно кивнул:

— Надеюсь, вы не сомневаетесь, что и я не полагаюсь на неверную человеческую память. — Короткой своей ручкой он показал на черные обрезы видеокамер, висящих по углам под потолком. — Аудиовизуальная запись в наше время страшнее пистолетов…

К.К.К. удовлетворенно помотал головой:

— Мы в вас, Петр Михайлович, не сомневаемся. Ни в чем. Один наш коллега, большой любитель и знаток фольклора, его зовут Кит Моржовый, говорит про вас:

«Сидит высоко, глядит далеко, спит крепко, пьет сладко, и пьяного его в милиции не лупят…»

Джангир хлопнул в ладоши, обозначая аплодисменты, и суховато спросил:

— Так о чем же вы хотели побеседовать со мной?

— Как ваши дела, Петр Михалыч? — простецки спросил я. Джангир сжал тонкие губы в крутую гузку, будто собрался играть на трубе, но трубить раздумал и печально ответил:

— Все мои дела — исключительно деловые. А бизнес, сами понимаете, штука сугубо конфиденциальная, и обсуждать его с вами, к сожалению, не имею возможности. Коммерческая тайна — дело святое…

— Совершенно святое, — согласился я охотно. — Но как же вас понимать прикажете? Депутатам Думы строго-настрого запрещено бизнесовать. Законом! Который, конечно, не так свят, как бизнес, но все-таки… Закон как-никак…

— А я разве сказал, что занимаюсь бизнесом? — удивился вполне натурально Джангир. — Бизнесом занимаются мои партнеры, доверенные лица, их штат. Есть такое понятие — траст. А я о бизнесе только думаю. Думать-то ведь не запрещено?

— Ни боже мой! — согласился я. — Значит, если я вас понял, вы все свои силы и время отдаете созданию разумных и справедливых законов для нас в Думе, а думы о конфиденциальном бизнесе — для себя…

— Вы все поняли правильно, — подтвердил Джангир. — Или почти правильно…

Я оглянулся на К.К.К. Он сидел, облокотившись на ручку кресла, положив подбородок в ладонь — точно как на известной картине сидит М. Ю. Лермонтов на скале, наверное, обдумывает сюжет оперы «Демон». К.К.К. смотрел в лицо Джангиру не отрываясь, и мне казалось, что он сканирует его. Заложит потом в компьютер и даст мне ответ.

— А как ваша семейная жизнь, Петр Михалыч? — продолжал я интересоваться. — Как ваша родня?

Джангир углом сухого рта криво усмехнулся:

— Вас интересует весь мой тейп? Или кто-нибудь а отдельности?

— Мне хочется верить, что весь ваш клан в полном благополучии. Но больше всего хочется знать, как поживает ваш племянник Нарик Нугзаров по прозвищу Псих…

— А черт его знает! — душевно-простецки ответил Джангир. — Я его давно прогнал с глаз долой… Паршивая овца, позорит весь наш род…

— Ну-ну-ну! — протестующе поднял я руки. — Нарик не овца! Нарик — убийца, бандит, наркоман и наркоторговец. А теперь и киднепер! Нарик — бешеный пес, и он может покусать очень сильно и вас… Если ему повезет — загрызет…

Джангир помолчал, потом мягко спросил:

— Ты хочешь предостеречь меня, сынок?

— Нет. Я хочу предложить вам против Нарика наше общее ничего. Тогда, глядишь, я его изыму из колоды — вам это будет выгодно…

Джангир грустно покачал головой:

— Вижу, достал он тебя сильно, если ты ко мне пришел… Но я тебе помочь не могу. И не хочу… Наши старики говорили — на злых и непослушных собак не зови волка…

— Понятно. — Я встал, но Джангир властно протянул руку.

— Погоди… У меня есть другое предложение… По моим представлениям, ты получаешь долларов двести в месяц… Так?

— Более-менее, — неопределенно мотнул я головой. Двести! Более? Менее!

— Не важно! Время у тебя ненормированное, но часов шестнадцать в день набегает. Без суббот и воскресений. Так что оплачивает тебя держава по пятьдесят центов в час…

— И что? — спросил я, набычиваясь заранее.

— Да не косись ты на диктофон! Я тебе не взятку предлагаю. Официальное предложение! Служебное повышение… Бросаешь свое безнадежное ведомство и переходишь ко мне. И плата за твои умения и старания увеличивается в сто раз… Если этот тебе нужен, — Джангир ткнул пальцем на Куклукс-клана, — возьми его с собой. Или кто там еще тебе нужен… Подходит?

— Не подходит…

— Почему?

— Почему? — переспросил я не спеша. — Видишь ли, Петр Михалыч Джангиров, мне этого не объяснить тебе… Что бы я тебе ни сказал, ты все равно будешь считать меня упертым мудаком…

— Ну-ну! Кабы так считал, не предлагал бы такие деньги…

— Не выдумывай! Ты такую зарплату предлагаешь, чтобы сразу с копыт меня свалить… чтобы не задавал дурацких вопросов — а что за эти деньги делать придется? Тебе и в голову не приходит, что если отобрать у меня зарплату вообще, я свою работу за одни харчи буду делать.