— Что, так интересно?

— Дело не в интересе. Я догадываюсь, что тут у тебя делишки не менее занятные. Разница в том, что у тебя тут делишки, а у меня — миссия…

— О-о! Вот это да! Какая же у тебя миссия? — откровенно рассмеялся Джангир.

— Граждан, несчастных обывателей, беззащитных фраеров от тебя защищать. Нет в мире страшнее людей, чем попы-расстриги, завязавшие наркоши и развязавшие менты… Ты — очень опасный человек, Джангиров.

— Надеюсь… — кивнул Джангир.

Десант проводил нас до самого подъезда и, пока не запер за нами дверь, дышал за спиной сдавленно-сердито, как закипающая скороварка. Как пес-выжлец на гоне, мечтал хотя бы тяпнуть клыками за ногу или вмазать незаметно по почкам, но, видно, хозяин строго сказал: «Тубо!» — а с дрессировкой у них тут было явно в порядке. Серьезная контора.

На улице начинался дождик, и я с сожалением смотрел на свои роскошные шузы — как пить дать потеряют эти американские красавцы шикарный товарный вид на московской липкой грязи.

— Эх, командир Ордынцев, от каких бабок отказался! — вздохнул К.К.К. — Когда я решил не брать взяток, я уехал за черту бедности, как в эмиграцию — навсегда. Денег до смерти хочется…

— Не ври, Куклуксклан… Ты — человек из мира процессов, а не из мира вещей. Зачем тебе большие деньги?

— Купил бы навороченную компьютерную систему…

— Ага, понятно. — Я отцепил от связки ключей свой старый-старый милицейский свисток, протянул ему: — Будет вам и белка, будет и свисток…

— Спасибо! Раз сейчас нет денег, на тебе свисток, — засмеялся К.К.К. — Знаете, о чем я думал, глядя на Джангира?

— Расскажи… Интересно…

— В старину на парусниках отлавливали двух крыс и сажали в пустую бочку. Они там и сидели, пока одна, томимая здоровым чувством голода, не сжирала другую. Тогда ее выпускали на волю, и страшнее зверя для остальных крыс не было…

— Похоже… Я к нему обычными нашими методами не подберусь… Он очень крепко заблиндирован…

— Совет можно?

— Нужно!

— Я слышал, вы говорили по телефону с Серебровским… Это тот — магнат Александр Серебровский?

— Ну, не такой уж, наверное, магнат Сашка, но парень он небедный, это точно. Вот башмаки мне привез из Нью-Йорка, — не удержался, похвастался я.

Куклуксклан усмехнулся:

— Вы ему намекните, он в следующий раз может вам привезти обувную фабрику…

— Зачем мне, Костя, фабрика? Живем в таких обстоятельствах, что неизвестно, успеешь ли доносить одну пару… Так что с Серебровским?

— Поговорите с ним — он может знать массу интересного… Сейчас экономическая разведка сильнее криминальной…

Диктор на радио объявил:

— This is the music by Mister Mozart…

Красавчик Конолли нажал клавишу сирены, и жуткий вой смел машины со встречной полосы.

«Бедный мистер Моцарт», — подумал Полк.

Проблесковый маяк-фара под лобовым стеклом судорожно попыхивал взрывчиками злого тревожного света. Конолли разогнал свой полицейский «гран-маркиз» по широкой дуге пандуса с Белта и выскочил на Оушен-парквей. Прямой путь на Брайтон.

Конолли игрался с сиреной — она хрипло подревывала, повизгивала, хрюкала, трещала, очищала беспрепятственный проезд. Они торопились, конечно, но уже не по необходимости. По форме. Спешить-то было бессмысленно. Поздновато приедут они к человеку, которому еще вчера можно было помочь.

Ночью Драпкин повесился.

Видно, осколки разбившейся бутылки, в которую когда-то давно запихнули завязь огурца, подрезали стебель — кончились жизненные силы. Полк подумал, что тихий уход Драпкина — всего лишь незначительный полицейский факт: во всем мире, похоже, не осталось человеческой души, которая бы заплакала или просто загрустила, огорчилась всерьез из-за того, что умер смирный невезучий человек, нелегальный эмигрант Лазарь Драпкин.

Джордан и Конолли были заняты спором о высокой раскрываемости преступлений среди черного населения и чрезвычайно низкой, почти нулевой раскрываемости среди русских. Джордан объяснял это тем, что русские, обитающие на Брайтоне, это огромная профессиональная преступная корпорация с высоким уровнем социальной подготовки. А его собратья афроамериканцы — люди простодушные, глупые, нищие, даже соврать умно — и то толком не умеют.

Конолли боялся в таком щепетильном вопросе обидеть Джордана и невразумительно хмыкал, высказывая неубедительные предположения о том, что русские очень мало употребляют наркотиков, непрерывно бизнесуют и заняты в основном имущественными преступлениями, требующими высокого интеллекта. А наши черные славные афроамериканцы, мол, не так трудолюбивы и все подвешены на крючки своих наркосвязей — или потребляют, или продают по мелочи, и поэтому их очень легко трясти…

Полк раздумывал о том, что, в связи со вчерашним взрывом в Оклахома-Сити его скорее всего снимут с этого дела и перебросят на разводку концов, ведущих к задержанным уже или подозреваемым милитантам в Нью-Йорке…

Машина проехала под путепроводом надземки Д-трэйна и свернула налево на Брайтон-Бич-авеню. Полк бывал здесь часто и всегда с интересом разглядывал этот ни на что не похожий городской анклав. Когда-то в фильмах и желтых шпионских книжках широко гулял миф о том, что КГБ построил в глубинке СССР страшно засекреченный американский городок. В нем, мол, проходили тренировку, привыкали к бытовым реалиям русские шпионы, которых готовили к заброске на долгое оседание в Штатах. Наверняка досужий вымысел писак.

А вот этот Брайтон и есть самая что ни на есть реальная выгородка живой, настоящей России, разместившейся на прибрежной пятке Бруклина. Во всяком случае, здесь русским можно было прожить, не выучив ни одного английского слова и почти не сталкиваясь с американскими обстоятельствами. Брайтон жил как замкнутый мир с полным самообеспечением.

Над головой посреди улицы по эстакаде мчались с лязгом и дребезгом серебристые вагоны метро. Они душераздирающе скрипели стальными каблуками тормозов на станциях, сипло стравливали горячий сжатый воздух, будто фыркали от острого отвращения к этой богатой трущобе и сытым неприятным обитателям и пассажирам.

Все вывески на русском — «Аптека», «Пельменная Капуччино», «База», «Меха», «Почта», «Мосвидеофильм». Оставалось неясным, где у них расположен райком партии.

Но с питанием здесь явно обстояло благополучно. Рестораны, кафе, закусочные, пирожковые, харчевни, пивные, кондитерские — бешеный пир жратвы, праздник победы сытости над многолетним голодом. На Брайтоне, наверное, предлагалось самое большое количество еды на душу населения Земли. Лукавые шутки судьбы — люди искали место под солнцем, а нашли бездонную обжорку под мостом.

Они в этом не виноваты. Эмиграция — всегда драма, всегда слом судьбы, всегда огромные нервные перегрузки. А самый лучший способ убить стресс — быстро и вкусно нажраться.