– Странно, – заметил парень.

– КС значит королевская свадьба, – расшифровала Астрид, разворачивая чашку с двумя ручками и изображениями Чарльза и Дианы.

– На этой коробке стоит цифра двенадцать, – указала Ферн, и ее осенила почти неправдоподобная мысль.

Коробки, по-прежнему закрывающие проход, – каждая из которых по виду не отличалась от той, что перед ними, – могут иметь и восемнадцатый, и двадцатый номера. Не может же в них лежать то же самое?

– Чертова свадьба, Бэтмен, – сказал парень.

– Нам не помешает чашечка чая, – предложила Астрид.

Вот почему Ферн Эмерсон провела свой первый за девять месяцев выходной, путаясь в пузырчатой пленке и памятном фарфоре и поглощая малиновое песочное печенье с безвкусным чаем. И лишь после четырех часов ей удалось вернуться домой с поразительно дешевым уловом винтажной ткани. Открыв входную дверь, она испытала странное желание крикнуть «Привет!» в пустой прихожей с белыми стенами, хоть и знала, что ей никто не ответит.

Ей по-прежнему хотелось поскорее засунуть отрез яркой виеллы в стиральную, а затем и в сушильную машину, разложить и разгладить его, приколоть части выкройки ее любимой плиссированной юбки и слушать, как говорят «клац, клац, клац» ее портновские ножницы. Но грустная правда заключалась в том, что она была вовсе не так счастлива, как надеялась, вечером своего первого за девять месяцев выходного. И хотя она время от времени отрывалась от своего рукоделия, чтобы посмотреть, как Молли Рингвальд кусает свои розовые губки, а Эндрю Маккарти ходит с растерянным и обиженным видом, хотя она подпевала «Если ты уйдешь», ее вечер был вовсе не таким простым и радостным, как ей хотелось. Одно только присутствие симпатичного парня в «Винниз», с его наушниками, пластинками и добрым спокойным юмором, напомнило Ферн Эмерсон о том, что под всей своей занятостью она очень одинока. И теперь ее сердце болело. Уж лучше бы она осталась дома и пролежала с книжкой в ванне.

Грейс Алленби – Рыбы, бывшая пловчиха, когда-то выступавшая на Играх Содружества, инструктор по плаванию в отставке, победившая рак груди и обожающая греблю на лодках-драконах, – приходила в дом престарелых Святой Розарии в десять утра каждый вторник.

В этот вторник она начала обход, как обычно, с визита в эвкалиптовое крыло, к мистеру Полларду. Этот престарелый фермер большую часть времени проводил, сидя на своей моторизированной кровати в обнимку с плюшевой собакой породы келпи в натуральную величину. Затем Грейс навестила миссис Хэмпшир в крыле акаций, где проводила полчаса, слушая рассказы старушки о потрясающих успехах ее сына Дэрмота, талантливого шеф-повара.

После этого она двинулась в направлении миртового крыла, где должна была навестить мистера Магеллана. Он, подумала Грейс, как обычно будет сидеть в плюшевом кресле с откидной спинкой, размахивать пультом и клясть свой телевизор последними словами. Он опять будет ее игнорировать, но она все равно ему почитает. Для Лена Грейс всегда выбирала забавные, легкие фрагменты не совсем новостей, которые раздражали его. Таким образом она провоцировала его на беззлобное бурчание, которое, как ей было известно, осталось единственным из доступных ему удовольствий. А еще у него был маленький секрет: он рассказал его Грейс, но не своим детям. К дьяволу их, заявил он. Он выкинул их из завещания! Всех троих. И оставил все свои чертовы деньги собачьему приюту.

– Собакам! – сказал он и разразился дребезжащим смехом. – Да я даже не люблю собак!

Проходя по коридору в сторону миртового крыла, Грейс заглядывала в приоткрытые двери удобных, хорошо оборудованных, но безлико стерильных палат. До палаты мистера Магеллана оставалось пройти еще несколько метров, когда она заметила, что его дверь непривычно широко распахнута. А затем уловила запах дезинфектанта, напоминающий о смерти. Сердце забилось быстрее, и она заспешила, поражаясь, почему все еще делает это после стольких лет.

Его палата выглядела именно так, как она ожидала: влажные от пароочистителя ковры, весь фаянс в ванной комнате блестит, словно только что отбеленные зубы, кресло выдвинуто на середину комнаты и заставлено аккуратными стопками полосатых пижам, голубых рубашек из плотного хлопка и старомодных вельветовых брюк. На одной из стопок покоился несессер.

Грейс присела на незаправленную кровать и начала молиться про себя. Спустя какое-то время она вытащила номер «Звезды», который собиралась почитать Лену. На обложке было фото огромного футболиста в коротких шортах, отметила она, пролистывая страницы в поисках гороскопа. Молча, просто шевеля губами, она прочитала прогноз для Водолея.

– Будь мне подругой, дерзость! И с головы до ног вооружи! Примите во внимание слова поэта и гоните на американских горках этого месяца к целостности и исполнению мечты. Не время для нерешительности. Напротив, пришло время приложить больше усилий, чтобы достичь самых грандиозных целей. Сделайте решительный шаг, Водолеи!

Грейс грустно, устало улыбнулась и закрыла журнал.

– Скоро увидимся, Лен, – шепнула она. – Старый ты хрыч.

Затем встала, сделала глубокий вдох и отправилась навестить миссис Миллс.

Марианджела Фостер (урожденная Магеллан) – Телец, домохозяйка и мать трех сыновей, убирающаяся в доме лишь по необходимости, любительница интернет-магазинов и сверхъестественно одаренный игрок в тетрис – знала, чего ожидать, когда ее телефон зазвонил в 6.37 утра вторника. Знал и ее муж Тони. Уже в костюме и рубашке с узорным принтом и двойными манжетами на запонках он стоял у кофеварки, держа пустую кружку. Звонок прозвучал раз, другой, третий, пока он наблюдал за тем, как жена подбирает выражение лица, прежде чем взять трубку. Лицо у Марианджелы было овальным, с оливковой кожей и подвижными чертами, сделавшими бы честь любой оперной диве, и сейчас, судя по всему, она пыталась изобразить достоинство и смирение.

– Алло? – сказала она голосом, идеально сочетающимся с лицом. Пауза. Затем: – О, доброе утро, сестра Клэр.

Марианджела немного послушала, затем выдала идеальный сдавленный всхлип.

– Когда? – Пауза. – Он ушел… тихо?

Марианджела слушала, а из уголка ее глаза сползала слеза, огромная, как фальшивая жемчужина. Тони смотрел, как слеза поползла по крылу ее носа, на щеку, откуда она смахнула ее точным, уверенным движением бывшего косметолога.

– Спасибо, сестра. Спасибо, что сообщили. Я позвоню братьям, и позже мы подъедем, чтобы разобрать его вещи. Я уверена, отец хотел бы, чтобы я поблагодарила вас за всю вашу заботу… нет, нет, мы все так ценим это… да, конечно. Еще раз спасибо. До свидания.

Марианджела положила трубку и повернулась к Тони, стиснув ворот шелкового халата.