– Я тебе, Люся, точно скажу – они в эту колбасу туалетную бумагу кладут. Которая колбаса розовая – значит, розовая бумага была, которая белая – та из белой бумаги…

Вера Леонидовна стояла перед витриной с колбасами и поучала пухлую старушку в розовом вязаном берете.

– А сервелат из какой? – испуганно спросила старушка, покосившись на витрину.

– А сервелат – из упаковочной! – авторитетно заявила Вера Леонидовна.

– И что вы такое говорите, – подала голос из-за прилавка продавщица, завитая женщина того затянувшегося переходного возраста, когда мысли о несостоявшемся замужестве плавно переходят в мысли о надвигающейся пенсии. – Ерунду вы какую-то говорите! Ни в какую колбасу туалетную бумагу не добавляют, а только пищевую целлюлозу, а это – совсем другое дело!

– Я знаю, что говорю! Даже по телевизору передача такая была, а по телевизору зря говорить не станут!

– Здрассте, Вера Леонидовна! – вежливо обратился Карпов к старой знакомой.

Та взглянула на него и протянула:

– И кто же это такой? А, так это Маши Васильевой племянник!

– Это покойной Марьи Ивановны? – осведомилась продавщица, с интересом оглядывая Карпова.

– Ага, ее! – подтвердила Вера Леонидовна. – Он только что с зоны откинулся, восемь лет за тещу отсидел.

– Всякое бывает… – пригорюнилась продавщица. – Некоторые тещи так достанут…

– Это точно, – подтвердил Карпов и повернулся к своей знакомой: – Вера Леонидовна, мне бы с вами поговорить!

– Это об чем же?

– О тете моей покойной, – уточнил Виктор Петрович, – о Марии Ивановне.

– Говори, – разрешила та. – У меня от общественности никаких секретов нету!

– Вы же ее хорошо знали…

– Допустим. Хотя, конечно, хорошо людей знает только отдел кадров. Да и то не всегда.

– Она ведь замужем никогда не была?

– Даже и близко ничего не было!

– Ну, это вы зря! – подала голос продавщица. – Был у нее мужчина. Солидный такой, приличный…

– Да с чего ты взяла? – Вера Леонидовна смерила ее неодобрительным взглядом. – Уж если бы что было, так я бы непременно знала! Никто к ней не ходил…

– Ходить – не ходил, твоя правда, а фотография на столе стояла. И часто она про него говорила – вроде он важный какой-то человек, на телевидении работает…

– Ой, уж прямо на телевидении! – фыркнула Вера Леонидовна. – Ты уж скажешь тоже!

– Вот вы мне не верите, – обиделась продавщица. – Я ей тоже не верила, а как-то раз я у нее была – за солью, что ли, зашла, – а тут по телевизору передача какая-то, и Маша вдруг говорит – вон, говорит, мой Юрий Борисович! Я смотрю, стоит там какой-то мужчина солидный, в возрасте уже, и правда, похож на фотографию, постарше только… и Ольга тоже сказала, что очень похож…

– Ольга? – переспросил Карпов. – Это какая такая Ольга?

– Так соседка, девчонка молодая. Она к Маше часто заходила, по-соседски… Маша-то болела долго, из дому почти не выходила. Ну, мы по-соседски помогали, конечно, продуктов там принесем, еще чего. А так у каждого свое, сидеть-то с ней некогда. А Ольга эта все ходила и ходила, Машины разговоры слушала. А потом, как Маша-то умерла да дом наш сгорел, так Ольга и уехала…

– Вот такая история, Катерина Алексеевна, – закончил Карпов и протянул Кате бумаги, – устроит вас такой результат?

– Еще как! – Катя проглядела бумаги. – Но интересно, на что она рассчитывала? Ведь проверка, я так понимаю, оказалась не слишком трудной…

– Но ведь получилось же у нее, – усмехнулся Карпов, – втерлась в доверие к пожилому человеку. Он к старости о душе задумываться небось начал, одиночество опять же…

– Спасибо вам! Это полностью меняет дело! – Катя улыбнулась ему поверх стола в липких разводах.

Домой она притащилась полумертвая от усталости, хорошо, что Павлик уже спал, у Кати не было сил даже пожелать ему спокойной ночи. Лидия поглядела с легким укором – ей давно уже пора было уходить. Катя пробормотала извинения непослушными губами и скрылась в своей спальне.

Какой ужасный был сегодня день! Катя села у туалетного столика и поглядела на себя в зеркало.

Да, последние события не пошли ей на пользу. Лицо осунулось, под глазами залегли темные круги. А ведь ей нужно быть твердой, потому что предстоит на этих днях разбираться с наглой самозванкой Ольгой Васильевой. Сделать это нужно как можно скорее, пока Рокотов не забрал на канале окончательную власть.

Катя вынула из ушей серьги и взялась было за расческу, но тут увидела, как в зеркале блеснуло кольцо. Ну да, она сегодня машинально надела кольцо с бриллиантом, которое когда-то подарил муж на их пятилетнюю годовщину свадьбы. Это было последний раз, когда он сделал ей подарок, грустно отметила Катя, правда, сразу одернула себя – до того ли сейчас, да и не нужны ей теперь от него подарки. Лучшим подарком для нее стало бы, если бы Петр оставил их с Павликом в покое.

Она сняла кольцо и убрала его в единственный запирающийся ящик туалетного столика. Там она держала драгоценности, которых, надо сказать, было не так уж много. Ключик от ящика хранился в потайном отделении столика – если за зеркалом повернуть один из деревянных цветков орнамента, то откроется крошечная ниша размером со спичечный коробок, туда как раз помещался маленький бронзовый ключик. Конечно, это не сейф, но все же не на виду валяются драгоценности.

И сейчас, убирая кольцо и серьги, Катя вспомнила, что собиралась сделать уже несколько дней – найти наконец старинный перстень, который подарила ей старуха в отеле на Тенерифе.

Она тут же перебрала содержимое ящика.

Перстня среди драгоценностей не было. Катя не слишком удивилась – она ведь тут смотрела вчера. Куда она могла его деть? Уже два дня его не видела. Или три…

Она вспомнила, что говорила о перстне та старуха. Что этот перстень то ли приносит своей владелице удачу, то ли дает ей власть над окружающими людьми… Что его нельзя продать или украсть, его можно только подарить. Вот она, старуха, и решила подарить его Кате.

Чушь, конечно, выдумки впавшей в маразм старухи.

Но, с другой стороны, перстень очень ценный, не какая-нибудь подделка, и пока Катя носила этот перстень – ей все удавалось, она находила нужные слова, чтобы привлечь людей на свою сторону, а самое главное – она сама была полна воли и самообладания. А как только перстень пропал – все дела пошли из рук вон плохо… И та старуха была, конечно, с большими странностями, но вовсе не в маразме. Катя вспомнила их долгие разговоры в ту неделю, когда уехал с курорта Алексей Рокотов, и Катя невыносимо скучала без него, тогда она думала, что влюбилась… Старуха здорово ее отвлекла от грустных мыслей.

– Екатерина Алексеевна, ужинать будете? – толкнулась в дверь Валентина. – Если нет, то я уж спать пойду…