ящика какую-то небольшую голубую книжку, она снова улеглась и открыла ее.

Я лег рядом и стал как кот тыкаться головой в ее плечо.

— Че читаешь? Че читаешь? Че читаешь?

Жена улыбнулась и погладила меня по голове.

— Джеймс Роллинс, "Пещера".

— Не слышал про такого.

— Я тоже не особо знаю. Он про приключения всякие пишет, типо "Индианы Джонса" и все такое. Вот первый раз взяла.

— Тогда и мне почитай.

— Я плохо читаю вслух.

— А вот и нет, — я положил голову на ее живот и посмотрел на нее большими глазами.

Жена вновь улыбнулась и взъерошила мне волосы. А затем начала.

— "Джеймс Роллинс. Пещера. Посвящается Джону Клеменсу. Боже, что за ужасное место! Нечеткая запись в дневнике исследователя Антарктики Роберта Ф. Скотта, погибшего на обратном пути с Южного полюса…"

— По-моему совершенно очевидно, что этот Бен бабник, — сказал после часа чтения я, убаюканный голосом жены. — Сразу эту повел есть куда-то, хотя очевидно, что он в итоге с этой будет, ну как ее там.

— Эшли.

— Эшли, — я зевнул. — Может ляжем спать?

— Ляжем, мой Итан Рокотански. Хотя еще рановато.

— Для сна, — сказал я, — никогда не бывает слишком рано или слишком поздно. Сон — святое. Будь люди более мудрыми, они бы больше спали, — я коснулся губами живота жены и она улыбнулась. — Тогда, возможно, они были бы куда менее грустными, чем являются на самом деле. Но это уже философия. А сейчас…

***

Время поединка, пускай я и ждал его сильнее, чем второе пришествие Иисуса, наступило все равно немного неожиданно. На дворе стоял декабрь две тысячи седьмого — ровно тридцать первое число. Новый Год наступил через четыре часа по московскому времени. Было удивительно, что многие люди решили встретить его здесь, в бойцовском клубе, смотря, как дерутся два человека, которые раньше друг друга видеть не видели, а один и вовсе пока не дрался. Но, возможно, с другой стороны это было не так уж и странно.

Однако, кое в чем я все-таки ошибался. В чем именно? Ну, во-первых, драться мне предстояло вовсе не на ринге, а в открытом зале, на участке, границей которого являлись сами зрители. Вылететь за пределы арены было невозможно — в таком случае народ сам выпихнет тебя обратно. И народу, кстати, в последствии оказалось гораздо меньше, чем было на боях, где я присутствовал в качестве зрителя. Несколько десятков человек, не больше. Сам зал был тоже был не совсем зал. Просто широкий, темный коридор, с тускло светящимися лампочками над бетонным потолком. Все в традициях "Бойцовского клуба" Паланика. Да, это вам не Лондон и не Массачусетс, как сказал бы Дед. Никаких вам мест для "высшего общества" с шикарным освещением. Нет, тут все серьезно. НРГ, сами понимаете. Это для серьезных ребят.

— Волнуешься? — спросил меня Огонек, когда мы находились с ним в небольшой комнатке для бойцов. Было нас здесь только двое. Зоя, Дед и Петрович уже были где-то среди зрителей. Мерокко, парень, с которым мы познакомились, когда пришли в Клуб впервые, тоже там был.

Я кивнул. Из одежды на мне были только трусы, джинсы, не облегающие и не болтающиеся, да бинты, которыми Огонек обмотал мне руки.

— Я тоже волновался перед первым боем. Просто не забывай ради чего ты здесь. И еще: не сомневаюсь, что у тебя крутой опыт, но признай свой страх, потому что страх — это двигатель прогресса, страх — это хорошо, он помогает выжить. Используй его во благо.

— Сказать легко, — пробормотал я.

— А сделать сложно, — Гаргарьин хлопнул меня по плечу. — Но ты сделаешь. А теперь пойдем, не будем заставлять их ждать.

Ведущим боя оказался неизвестный мне до этого мужчина. Когда я подошёл к толпе, которая расступилась при виде Огонька и меня, он, выглядевший лет на пятьдесят пять, приветственно поднял руки. Позади него, с другой стороны, стоял тот самый Мигель и какой-то худой и высокий мужчина рядом с ним.

— А теперь поприветствуйте, народ — Итан Рокотански. Он впервые на песке, а точнее, на бетоне ринга.

Люди, к моему удивлению, похлопали достаточно громко. Пускай сдержанно, но все равно громко. В толпе я увидел Зою, смотрящую на меня. Я чуть улыбнулся жене, и она тоже слабо улыбнулась. Изначально я не хотел, чтобы она шла. Но это был не тот случай, когда я мог ей что-то запретить. Друзья стояли рядом с ней.

— Бойцы, — сказал ведущий, — можете пожать друг другу руки.

Мы с Мигелем вышли вперед. Глянули друг другу в глаза. Тот, кто выходит на бой, понимает, что это достаточно важный момент. Глаза у противника были холодные и словно злые. Мы пожали друг другу руки, обтянутые бинтами. Ведущий отошел в толпу, едва не растворившись в ней.

— Разошлись по сторонам.

Мы выполнили указание.

— А теперь… Можете начинать!

И началось.

Но началось не так, как начинался бой Огонька с Эрвином. Началось не так, как бой тех двух парней, которых мы увидели в бойцовском клубе, когда пришли в него в первый раз. Не было ярких, белых ламп над ареной, десятков вспыхивающих огоньков вокруг. Не было кучи дыма, устилавшего пространство под потолком. Не было орущих людей. На мгновение наступила полная тишина.

Мигель, небольшой, но накаченный, сделал плавный шаг влево, не сводя с меня глаз. Аккуратный шаг вперед. Я сделал ровно тоже самое, и он сощурил глаза… После чего резко бросился вперед и не нанес удара, тут же отпрянув спиной назад. Хотел напугать. Хотел напугать, но не вышло. Я не был профессиональным бойцом. Но у меня был опыт, и мои руки помнили, мое тело знало, что нужно делать. Говорят, руки помнят все. Жаль, что это было как плохо, так и хорошо одновременно. Но сегодня это было хорошо.

Как и Мигель я лишь отпрянул назад, выгнув спину. Я чувствовал, что противник начинает злиться. Толпа, начавшая было потихоньку шуметь, вновь затихла, темными и безмолвными тенями сойдясь вокруг нас под светом желтой лампочки. А затем я ударил.

Удар не был неожиданным. Враг, напряжение которого я ощущал едва ли не также, как свое собственное, отстранился назад, но это не значило, что я облажался. Два быстрых шага вперед, настолько быстрых, что новичкам такие и не снились. Резкая двойка. Оба удара попали в лицо. Рано успокоился, ублюдок. Если твой первый удар не достиг цели, не стой столбом и наноси второй. В данном случае это было просто фрагментом боя. Даже эффектом неожиданности это не назовешь.

Мигель,