На следующий день игумен снова вызывает Булатовича и говорит ему:

— Тут у тебя целый салат написан.

Мятежный монах начинает спорить с игуменом, показывает на отдельные места своего текста, но игумен прерывает его:

— Я тебе приказываю немедленно сжечь эту книгу и не сметь более принимать пустынников фиваидских.

— Не могу выполнить ваше требование, — отвечает Булатович.

— Тогда я запрещаю тебе священно служение, — говорит игумен в гневе.

— Ваше Высокопреподобие, я отселе больше не ваш послушник, а вы не мой игумен, и прошу вас отпустить меня на все четыре стороны, — говорит Булатович, кладет поклон и, не беря благословение у игумена, выходит из его покоев.

В тот же день он оставляет Андреевский скит и переселяется в Благовещенскую келлию, расположенную недалеко от скита.

Между тем противники Булатовича отправляются в Константинополь к Патриарху Иоакиму III добиваться осуждения имяславцев. Афон канонически подчинен Константинопольскому Патриарху и даже те монахи, которые приезжают туда из других Церквей, на все время своего пребывания на Афоне оказываются в его подчинении. Константинопольские Патриархи, греки по национальности, не были довольны тем, что на Афоне больше русских монахов, чем греческих, опасались захвата Святой Горы русскими. Борьба между греками и русскими была тем фоном, на котором разворачивались споры вокруг почитания имени Божия.

Патриарх Иоаким III, конечно, не читал по-русски и не мог вникнуть в тонкости спора. Он поручил группе богословов из духовной академии на острове Халки разобрать аргументы сторонников и противников спорного учения. Они сделали однозначный вывод в пользу противников. Патриарх направил на Афон послание: «Тем из монахов, которые бессмысленно богословствуют и ошибочную теорию о божественности имени „Иисус“ выдумали и распространяют, советуем и повелеваем отечески тотчас же и строго отстать от душевредного заблуждения и перестать спорить и толковать о вещах, которых не знают. Им надобно прежде всего заботиться о спасении души своей, а разрешение каких бы то ни было недоумений своих они должны искать и находить в переданном учении Церкви, сверх которого и помимо которого никому не дозволено новшествовать и новые выражения употреблять».

Булатович вступает в письменный спор с Патриархом и одновременно подает Патриарху жалобу на архиепископа Антония (Храповицкого). Подобная же жалоба посылается обер-прокурору Святейшего Синода Российской Церкви. Однако каждая новая жалоба и каждое новое выступление Булатовича лишь еще более настраивают против него церковную власть — как в Константинополе, так и в России.

* * *

В Андреевском скиту споры продолжались в течение всей осени 1912 и зимы 1913 года. В январе монахи под предводительством Булатовича избрали на место Иеронима нового игумена. Однако Иероним не согласился с этим и подал апелляцию в совет старцев Ватопедского монастыря, в каноническом подчинении которого находится Андреевский скит. Старцы признали низложение Иеронима, но не признали избрание нового игумена и предложили назначить повторные выборы. Одновременно они потребовали, чтобы Антоний (Булатович) был удален из скита.

— Что же теперь нам делать? — спросил Булатович у своих сторонников.

Один из них ответил:

— Выгоним Иеронима — и больше ничего.

Тотчас они направились в покои игумена Иеронима и потребовали, чтобы он удалился из скита. Игумен не хотел добровольно сдавать позиции. Тогда имяславцы по команде Булатовича пошли «в атаку»:

— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, ура! — скомандовал Булатович и вскочил на стол игумена. На него тотчас набросились двое монахов из партии сторонников игумена. Но у сторонников Булатовича было численное превосходство. Завязалась драка. Монахи били друг друга руками и ногами, таскали за волосы и бороды, спускали с лестницы. Несколько монахов от страха выпрыгнули из окна второго этажа.

Вот как сам Булатович описывает эти события: «Итак, „во имя Отца и Сына и Святаго Духа — ура!“ — и я сделал движение по направлению к игуменскому столу, но в тот же момент был окружен имяборцами, причем два атлета, о. Иаков и о. Досифей, схватили меня обеими руками за шею, один спереди, другой сзади, и начали душить. О. Иероним в это же мгновение протянулся через стол и нанес мне сильный удар кулаком в левое плечо. Братия-исповедники сначала опешили и не поддержали меня, но потом, увидев, что я окружен и что меня душат, бросились выручать и стали наносить удары Иакову и Досифею и наконец пересилили и, освободив меня из их рук, потащили их из игуменской кельи. На других иеронимовцев мое „ура“ произвело ошеломляющее впечатление. Некоторые… как бы остолбенели, другие… бросились к окнам и стали разбивать их, чтобы выброситься в окно… Итак, что же? Имяборческая позиция нами не взята… и я снова с криком „ура!“ ринулся в атаку…»

А вот как те же события описал игумен Иероним: «В это время он, поддерживаемый кричавшими, вскочил на стол, предварительно крикнув: „Ура! Берите!“ — причем хотел схватить меня, но его удержали. После этого бывшие с ним бросились избивать находившихся при мне отцов, единодушных со мною. Меня не били и вывели за порту[14] из скита, предварительно обыскав меня. От страха трое из отцов выскочили из окна из второго этажа и разбили себе ноги; других же, избитых и израненных до крови, в одних подрясниках и без шапок выбросили также за порту из скита… у нескольких братии, запершихся от страха в своих кельях, взломали двери и избили их до беспамятства».

Есть еще описание, сделанное монахом Николаем (Протопоповым), одним из активистов имяславской партии. Его рассказ приправлен крепким крестьянским юмором: «Отец Антоний вскочил на стол для того, чтобы его не задавили, так как он из себя малосильный и небольшого росту. Первым долгом о. Гавриил и иеромонах Иаков (сторонники о. Иеронима) ухватили о. Антония за горло и начали душить, так как его считали всему делу головой, сильным в деле и на словах. Им хотелось его убить и этим погасить все дело. Но их попытки оказались тщетными. В это время братия исполнилась непомерного гнева и бросилась на „ура“. Был великий бой с обеих сторон. Сперва кулаками, а потом один другого давай таскать за волосы. Это было чудное зрелище. Внизу руки, ноги, туловища, а вверху виднелась одна шерсть (то есть волоса). И начали вытаскивать (иеронимовцев) из этой кучи по одному человеку в коридор, где братия стояла в две шеренги, получая добычу и провожая (иеронимовцев) кого за волосы, кого под бока и с приговором, кого за что бьют, чтобы он знал. Таким образом провожали до лестницы, а по лестнице спускали, кто как угодил: одни шли вниз головой,