Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пятак это, – домовой удовлетворенно улыбался, – купишь себе пряников.
– На такие деньги сейчас ничего не купишь, – нерешительно проговорил Стас.
– Как это не купишь, – рассердился домовой, – ты это брось! Деньги, они всегда деньги. Хоть и выдумали их люди, но, сказать по чести, выдумка неплохая. Конечно, домовым деньги ни к чему, однако без них плоховато. На черный день есть у меня кой-какие сбережения.
Стас мысленно усмехнулся. Домовой почти слово в слово повторял речи его бабушки.
– Не нравится, давай назад. – Мирон почти выхватил из руки мальчика монету. – Я тебе чего другое дам. – Он снова закопался, старательно отгородившись от мальчика спиной. Потом протянул ему какой-то круглый предмет. При неверном свете свечей мальчик различил вроде бы стеклянное яйцо. Он сунул подарок в карман.
– Ну вот, теперь мы квиты. Ты меня кормил, поил… – Домовой говорил истово, нараспев, словно произносил давно затверженную формулу. – Пойдем, я тебя отведу домой.
Снова они плутали по спящему дому, проходили чьи-то квартиры, и наконец Стас оказался в собственной кровати.
Утром мальчик проснулся с полной уверенностью, что он видел невероятно интересный сон. Он вспомнил о подарке домового. Невольно рука залезла в карман штанишек. Нащупав холодный круглый предмет, Стас даже зажмурился: сон продолжался. Он открыл глаза и увидел в своей руке круглое хрустальное яйцо. Внутри яйца был маленький, но очень красивый город. Мальчик тряхнул яйцо, внутри закружилась снежная метель, окутавшая волшебный город. Стас не мог налюбоваться подарком.
С тех пор домовой часто навещал мальчика. Они бродили по ночному дому, наблюдая за его обитателями. Иногда Мирон запрещал мальчику смотреть, что происходит в чужих квартирах.
– Тьфу, паскудство какое, – плевался домовой и тащил Стаса дальше.
Очень часто мальчику казалось, словно за ними наблюдает кто-то третий, незримый, загадочный. Один раз он рассказал Мирону о своих ощущениях.
– Смотрит, говоришь. – Мирон, казалось, не был удивлен. – Может, и смотрит.
Ночные прогулки вошли в жизнь Стаса. Конечно, о них он никому не рассказывал. Да и кто бы поверил. Татьяна не замечала за сыном ничего необычного, наоборот, ей казалось, что мальчик стал более живым и подвижным, повеселел. Это несказанно радовало ее.
А в школе Стас посматривал на товарищей по классу свысока. Еще бы! Он приобщился к такому, что наверняка никому из них и во сне присниться не могло. Интересно, что и они почувствовали перемену в мальчике. И раньше-то никто из них не навязывал своей дружбы Стасу. Теперь же и вовсе все сторонились его. Чем это объяснялось, никто толком выразить не мог. Однако одиночество точно незримой стеной окружало его.
Странная дружба мальчика и домового продолжалась. Стас не забывал ставить на окно чашку с молоком. И каждое утро чашка была пуста. Иногда Мирон не появлялся неделями. А иной раз приходил несколько ночей подряд.
Однажды он пришел, как обычно, и сразу же заявил, что сегодня они пойдут в совершенно особое место. И вновь шли они бесконечными квартирными лабиринтами огромного дома. Внезапно жилые помещения кончились, и они очутились в каком-то подземелье.
– Где это мы? – с любопытством спросил Стас.
– Узнаешь, – загадочно ответил домовой. В подземелье было темно, однако мальчик различил кирпичные стены, полукруглый свод. Металлические кольца, вделанные в кирпичную кладку. Каким-то образом он научился видеть в темноте, как кошка. Но этот дар приходил к нему, только когда он был вместе с Мироном.
Они долго плутали по каменным коридорам и наконец очутились в большой комнате, вернее, зале, освещенном множеством свечей.
– Эй! Хозяин! – крикнул домовой. – Я привел его.
От стены отделился какой-то силуэт и подошел к ним.
Перед мальчиком стоял старик, обычный старик, каких много ходит по улицам.
Невысокого роста, с небольшой бородкой, одетый просто, даже бедно. И только глаза старика были не простые, а пронзительные и необычайно властные. Поймав его взгляд, Стас невольно отвел глаза в сторону. Старик равнодушно оглядел странную пару. Под его взглядом домовой как-то съежился, стал еще меньше, чем был на самом деле.
Все молчали.
Наконец заговорил старик:
– Ты пока иди, Мирошка, надо будет, я тебя позову.
Домовой послушно исчез.
Старик продолжал разглядывать мальчика, потом взял его за руку. Рука у него была жесткая и цепкая, и, хотя он не сделал мальчику больно, ощущение от прикосновения было неприятное, точно к нему прикоснулось что-то очень нехорошее. Стас нисколько не боялся брать на руки домового, а сейчас же он испытал сильную робость, даже страх.
– Ты мне нужен, – просто сказал старик.
Стас молчал, не зная, что на это ответить.
– Я понимаю, ты удивлен, и немудрено. Однако я думаю, ты подготовлен к встрече со мной. Я-то давно к тебе приглядываюсь. С тех самых пор, как мать твоя поселилась в этом проклятом доме. Так уж совпало, что ты живешь именно здесь. Я вижу, вы подружились с этим дураком Мирошкой. Из всех моих знакомых домовых он, по-моему, самый глупый.
В углу раздалось жалобное кряхтенье.
– Цыц! – прикрикнул старик. – Давай-ка сядем, – продолжал он.
Стас только сейчас обратил внимание, что в зале стоят два старинных огромных кресла. Такие он видел только на картинках. Кресло было настолько большое и мягкое, что, усевшись в него, Стас почувствовал себя совсем маленьким.
– Чтобы все объяснить, – сказал старик, – хочу рассказать тебе одну историю. Произошла она давным-давно, лет четыреста назад. Жил некогда в Испании, в городе Саламанка, один бедный студент. Начало, как ты видишь, – усмехнулся старик, – прямо как из сказки.
Так вот, этот самый студент, звали его Рамирес, очень хотел разбогатеть. А как это сделать, он не знал. Говорили, будто в заморских колониях деньги сами текли в руки. Но до колоний далеко, и кто его знает, что там ждет на самом деле. «Нет, – думал он, – надо искать другие способы».
Саламанка – город университетский, много в нем самого разного ученого люда. По кабачкам, по тавернам, в университетских дворах много интересных разговоров можно было случайно подслушать, главное, чтобы на тебя не обращали внимания, а будешь чрезмерно любопытен, можешь в темном переулке получить удар кинжалом или накинут на шею удавку, и поминай как звали.
Раз, сидя в таверне, которая находилась в маленьком подвальчике на улице Святого Яго, услышал он любопытный разговор.
Расположился Рамирес в нише стены, совсем темной, так что его почти нельзя было различить. Попивал вино и размышлял о жизни своей. Разговор за соседним столом привлек внимание. Привлек потому, что два собутыльника беседовали вполголоса, и он стал невольно прислушиваться.
Вначале долетали лишь несвязные обрывки. Речь шла о деньгах и о каком-то человеке, имени его Рамирес не расслышал, который неожиданно разбогател. Как и почему разбогател, было непонятно. Вроде бы с помощью черной магии. Незнакомцы и вовсе перешли на шепот, так что услышать что-нибудь стало почти невозможно.