– Здравствуйте, – поздоровалась Татьяна. Стас оказался у нее за спиной.

– Бывай здорова, голубка, – откликнулась старуха.

– А Пелагея Дмитриевна здесь живет?

– Это я и есть, – старуха пытливо посмотрела на Татьяну, – с чем пожаловала?

Татьяна присела на лавочку и рассказала про свое горе.

– Ну-ка, Станислав, иди сюда.

Мальчик нехотя подошел. Старуха впилась немигающим взглядом ему в глаза. Позже он рассказал матери, что под этим взглядом ему казалось, будто он проваливается в какую-то пропасть.

– Ну что ж, – бабка повернулась к Татьяне, – пойдем в дом.

В чистой светлой комнате она попросила мальчика раздеться, осмотрела с ног до головы. Потом отвела его в другую комнату и попросила посидеть там. Он сел на стул и замер, будто застыл.

– А теперь раздевайся ты, – сказала она Татьяне.

– Зачем это? – Татьяна изумленно посмотрела на старуху.

– Так надо, – сказала та и посмотрела на нее так, что руки Татьяны невольно взялись за подол платья. Интересное ощущение испытала она. Ей вдруг показалось, что вернулась ее молодость, с таким же точно чувством и страхом, стыдливостью и одновременно восторгом раздевалась она перед своим возлюбленным.

Она десятки раз проходила медосмотры, где присутствовали врачи-мужчины, но никогда не испытывала ничего подобного.

– Все снимать? – замирая, спросила она у старухи.

– Все, все.

Дрожащими руками сняла она белье.

– А ты справная бабенка, – усмехнувшись, сказала та, – не тяжело ли без мужика обходиться?

Татьяна покраснела. «Откуда она знает?» – мелькнула мысль.

– Ну-ну, не красней, – бабка провела рукой по ее животу, – кожа-то, вон, прямо атласная, будто и не рожала.

Она принялась внимательно осматривать Татьяну, особенно обращая внимание на родинки, а родинок на теле Татьяны было довольно много.

– Папиллом-то сколько, – неожиданно сказала старуха, и Татьяна снова поразилась, услышав специальный термин из уст неграмотной бабки. – Это нехорошо, – продолжала старуха, – ну ничего, я их уберу.

– Вы не меня лечите, – пролепетала Татьяна, – а сына моего.

– Дойдет очередь и до сына, – властно произнесла старуха. – А кроме того, видела, наверное, как на дереве ветка сохнет, – значит, дерево больное… Не с него, с тебя начинать надо… а ну-ка повернись. А это что? – Она ткнула острым пальцем в бедро Татьяны.

Та вначале не поняла.

– Вы о чем?

– Что это у тебя за пятно?

Татьяна вспомнила, что на правой ягодице у нее коричневое родимое пятно, по форме напоминающее паука. Она иногда рассматривала его в зеркало, и ей даже казалось, что оно темнеет и… увеличивается. Будто паук расправляет свои лапки.

– Паук на попе у тебя сидит, – подытожила старуха. – Дурной знак, очень дурной, не отсюда ли все твои беды? Родинки-то я тебе сведу, а вот паука согнать непросто. Ну, одевайся. Да не трясись ты, постой, платье не надевай. – Она вышла, принесла баночку с какой-то мазью.

– Вот, будешь мазать свои родинки перед тем, как ложиться спать. Помажь прямо сейчас.

Татьяна послушно исполнила приказание.

– Теперь можешь одеваться. Твои несчастья, – продолжала бабка, – оттого, что ты жить как человек не хочешь. Живешь, как улитка в раковине, чуть что – замкнулась наглухо. Ты посмотри на себя, ты ведь как маков цвет, а для кого цветешь? Найди себе человека хорошего и живи с ним в радости.

Внезапно Татьяна разрыдалась, она сбивчиво, захлебываясь от рыданий, выкладывала бабке всю свою жизнь, а та гладила ее по голове и приговаривала:

– Ну-ну, не плачь, у тебя все образуется.

Наконец Татьяна успокоилась и еще прерывающимся от только что закончившихся рыданий голосом спросила:

– А Стасик, где он?

– Не беспокойся, в соседней комнате сидит, с ним все хорошо. Ну вот, успокоилась? Теперь слушай.

Я знаю, ты не веришь в колдовство. Однако так или иначе, ты отмечена знаком. Черным знаком. Коли свести его, все должно перемениться. Но свести его непросто. Нужно дождаться ночи на Иванов день, нынче он уже прошел. Так вот, в ночь на Иванов день нужно забраться далеко в лес, в место, которое выберешь заранее. Нужно, чтобы там росло много папоротника. Как стемнеет – а будет это часов около двенадцати – нужно развести костер, потом раздеться донага и прыгнуть три раза через этот костер, а потом сразу же сорвать папоротник и хлестать себя что есть сил. А затем бежать домой. Будет очень страшно, но главное – не оглядываться, иначе ничего не выйдет.

Теперь о сыне твоем. В его бедах есть и твоя вина, но не только твоя. Где ты живешь? В Светлом?

Татьяна кивнула головой.

– Очень нехорошее место, а дом-то ваш небось на старом кладбище построен?

Татьяна недоуменно пожала плечами.

– Знаю я, – продолжала старуха, – дела там творятся лихие. Но даже если ты оттуда и уедешь, вряд ли это поможет. Ты же в больнице работаешь, знаешь, если человек заражен, болезнь его везде настигнет, а твоя болезнь особого свойства. Мальчика твоего совсем вылечить я не могу, но как начнет его колотить, сунь в рот ему это зернышко, только одно. – И она подала ей пакетик. – И еще тебе советую: окрестись. Сына сейчас не крести, бесполезно это, а сама надень крест, хуже не будет. Вскоре с вами произойдут интересные события. Не знаю, к худу ли, к добру. Время покажет. Но только помни, что черное иногда лучше, чем белое, и знак этот на заду, может, тебе еще пользу принесет.

С этими словами она вышла из комнаты и привела за руку Стаса.

– Ну теперь идите, и дай вам бог… – Она перекрестила мать и сына.

– Сколько я вам должна? – заикнулась было Татьяна, знавшая, что нужно обязательно что-нибудь дать, иначе лечение не поможет.

– Да вон хоть гребень свой, – засмеялась старуха, – или бусы. – Она ткнула пальцем в нитку дешевых бус, висевших на шее у Татьяны.

Татьяна сняла бусы и с поклоном отдала их бабке.

Покуда добирались до дома, Татьяна, не переставая, думала о странной бабке и обо всем, что она сказала. Много было в этих речах непонятно: то сведи знак, то он тебе может хорошую службу сослужить…

Про кладбище туманно, оно-то тут при чем? О каких-то скорых событиях…

– Мама, – спросил Стас, – а эта бабушка – волшебница?

Татьяна недоуменно посмотрела на сына.

– Волшебница, – утвердительно заключил тот. – Она меня увела в соседнюю комнату, посадила на стул, и я вроде уснул, а на самом деле и не спал вовсе. Пришел кот и стал мне сказку рассказывать.

– Тебе это приснилось, – недовольно произнесла мать.