Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь уместно вспомнить об иудеохристианстве и о том, что христианство возникло как одна из иудейских сект, потому что первыми прозелитами были евреи. Первые иудеохристиане были верны еврейской вере во всем, кроме одного чрезвычайно важного положения — они верили в то, что Иисус Христос был долгожданным Машиахом, Мессией. Ранние христиане из евреев (иудеохристиане или «мессианские евреи»), приняв основные идеи Христа, продолжали соблюдать основные предписания иудаизма и законы Моисея. Но по мере роста числа христианских неофитов-язычников иудеохристиане все больше оттеснялись на задний план. Следы этого процесса заметны в синоптических евангелиях и, в особенности, в посланиях апостола Павла.
В Иерусалиме доминировали иудеохристиане, в христианских общинах диаспоры — последователи Петра и Павла. После разрушения Храма (66 г. н. э.) большинство иудеохристиан бежало из Иерусалима, а в начале II в. произошел их раскол на радикально настроенных эвионитов (от вритского эвионим, «нищие») и умеренных — назареев, считавших соблюдение законов Торы необходимым только для христиан из евреев. Во время иудейского восстания против римлян эвиониты бежали от преследований за Иордан. Эвионитство просуществовало в Персии и Сирии до конца IV столетия. Эвиониты требовали строгого исполнения предписаний еврейского религиозного закона (Ѓалахи) ото всех христиан в равной степени. Этим они отделяли себя от гностиков и держались от них обособленно. При этом эвиониты видели в Иисусе только смертного человека и пророка, а в Павле — лжепророка, глашатая сатаны. Назареи же считали Иисуса «Сыном Божиим».
В секте элксаитов (II в.)[169] черты иудаизма соприкасались с элементами гностицизма. По этой причине ее считали еретической как евреи, так и христиане. Здесь важно то, что уже на самой ранней стадии христианства Христовым идеям любви, единства, сотрудничества, взаимопонимания противостояла практика распри, соперничества, взаимных обвинений.
Большинство иудеохристиан не признавали зачатия Иисуса от Святого Духа. В арамейском языке (как в иврите и в коптском) «Святой Дух» (Руах ѓа-Кодеш) — женского рода, то есть является просто символом женского начала («Евангелие от Филиппа»). Догмат о непорочном зачатии возник только среди людей, не говоривших по-арамейски, то есть вне почвы родины Иисуса — духовной и географической.
Официальное порицание христиан иудаизмом провозглашено добавкой к Восемнадцатичастному благослову «Шемы Израиля» («Слушай, Израиль») (около 70 г. н. э.). С этой поры христиане все больше и больше чувствовали себя в синагогах проклятыми и еретиками.
После бегства иудеохристиан из Иерусалима они сами все больше отмежевывались от иудаизма и стали отвергать мессианские надежды евреев на восстановление Храма. Вероотступниками и еретиками их считали не только евреи, но и христианская церковь, лишь позднее изменившая обвинение в еретичестве на «заблудших братьев». Евсевий (IV в.) называл иудеохристиан «обольщенными, но не оторванными от Господа», а Епифаний Кипрский (конец IV — начало V в.) окончательно внес их в список еретиков. Иными словами, иудеохристиане были отвергнуты как иудеями, так и христианами.
В V–VI вв. иудеохристиане попытались все же ассимилироваться в христианской среде, внеся иудейские элементы в более поздние секты, с которыми церковь боролась как с «иудействующими». Затем движение Иакова постепенно полностью сошло на нет.
Только в XIX в. произошло некое возрождение иудеохристианства под лозунгом «Евреи за Иисуса». Эта небольшая религиозная группировка представляет христианство единственной истинной еврейской религией и исповедует доктрину, согласно которой Иисус не явится до тех пор, пока евреи не обратятся в христианство.
Хотя в истории церкви Павел взял верх над Иаковым и в результате иудеохристианство почти исчезло, и, несмотря на то, что сегодня мало кто помнит о первом отце христианской церкви, я убежден в том, что рано или поздно справедливость восторжествует и брат Иисуса, как и Мария Магдалина, займут в истории христианства место, принадлежащее им по праву — заодно это будет огромный шаг в направлении ренессанса идей Иисуса Христа и торжества его учения, направленного против несправедливости, неравенства и всего зла мира.
Евангелие Иуды
Апостолы, свои грехи скрывая,
Меня во всех неправдах обвиняя,
События опишут искаженно.
Гностическое евангелие, получившее не вполне адекватное название «Евангелия Иуды», — одна из наиболее значительных археологических находок XX века[170]. Этот коптский кодекс на папирусе, известный как кодекс Чакос, был обнаружен в библиотеке Наг-Хаммади и подготовлен для издания под эгидой Национального географического общества в Вашингтоне (1959)[171].
Свиток, состоящий из 62 листов папируса, несколько раз перекупался коллекционерами, пока его не приобрел Фонд Мекенас, взявшийся за его перевод. Название «Евангелие Иуды» записано на последнем листе папируса.
Найденный текст, скорее всего, является одной из копий или переводом утраченного греческого оригинала. Не вызывает сомнений то, что книжникам он был известен гораздо раньше — книга с таким названием упоминается во всеобъемлющих сочинениях Иринея Лионского и Епифания Кипрского (II в. н. э.)[172]. Подлинность найденного «Евангелия Иуды» установлена с использованием пяти достоверных физических методов.
Дошедший до нас экземпляр «Евангелия Иуды» написан около 300 г. н. э.[173] Это не рассказ о жизни Иисуса, как синоптические евангелия, а новая интерпретация Страстей Христовых, адресованная читателю, уже хорошо знакомому с событиями жизни Иисуса Христа. По словам исследователей и переводчиков сенсационного манускрипта, «это Евангелие дает совершенно отличное от устоявшихся в христианском вероучении понимание Бога, мира, Христа, концепции спасения, человеческого бытия, не говоря уже о самом Иуде».
Фактически мы имеем дело не просто с оправданием Иуды, но с совершенно новым представлением об Иисусе, очень человечном и земном, но вместе с тем проницательном, духовно и интеллектуально превосходящем своих учеников.
В свитке мало внимания уделяется телесному и много духовному, здесь имеется, скажем, такое обращение к Богу: «Дай нам знание духовное. Яви нам Свою тайну, дабы получили мы знание: откуда мы происходим, и куда мы идем, и что нам делать с жизнями своими».
Об Иисусе здесь говорится исключительно как о человеке, призванном нести человечеству Благую Весть, но тут же сделана оговорка, что человек «еще не нашел избавления от тюрьмы сей…»
В духе последнего высказывания Иисус даже позволяет себе потешаться над недалекостью учеников и высказывает отнюдь не каноническое отношение к Царствию Небесному, отрицает свою миссию спасения человечества, лично просит Иуду поспешить с данным ему секретным поручением… Место мистической драмы космических масштабов в благовествованиях Матфея, Марка, Луки и Иоанна у Иуды занимает, если можно так выразиться, правда жизни, правда вполне земного и бренного существования Иисуса, душой рвущегося к Небесному Отцу.
Почему всё это так важно? Потому, что агиография — жалкий жанр, умаляющий божественное многообразие человека. Гностические евангелия ценны именно расширением