от партийного руководства Центральной контрольной комиссии ВКП(б) сумел фактически превратить «дело Лашевича» в «дело Зиновьева». Позднее, в «Дополнительном заявлении» Пленуму, Зиновьев и Троцкий со товарищи справедливо предположили, что вопрос о трансформации «дела Лашевича» в «дело Зиновьева» решался не Президиумом ЦКК ВКП(б), а сталинско-бухаринской группой в ЦК партии – «в той фракционной группе, руководителем которой является т. Сталин… Если до самого недавнего времени намечалось нанести первый удар т. Троцкому, отложив вопрос о Зиновьеве до следующего этапа, […] то “дело Лашевича” […] и других, ввиду их близости с т. Зиновьевым, побудило руководящую группу изменить очередь и наметить нанесение ближайшего удара по т. Зиновьеву. […] Выдвинутое в последний момент предложение удалить т. Зиновьева из Политбюро продиктовано центральной (в данном случае – руководящей. – С.В.) сталинской группой как этап на пути замены старого ленинского руководства партией новым, сталинским»[803].

Впоследствии сталинские руководители ЦКК ВКП(б), обобщая обвинения в адрес Объединенной оппозиции, заявляли: «Летом 1926 г. в своих непрерывных нападениях на партию оппозиция дошла до оформления своей фракционной организации, до превращения своей фракционной организации в нелегальную организацию, до нелегальных массовок (видимо, маевок. – С.В.), собираемых в лесу (дело Лашевича и др.)»[804].

С докладом о «деле Лашевича» на Пленуме ЦК ВКП(б) выступил председатель ЦКК ВКП(б) В.В. Куйбышев, последним в прениях по этому докладу выступил И.В. Сталин, причем его выступление фактически подменило собой заключительное слово В.В. Куйбышева. Сталин рассказал, что во времена борьбы большинства ЦК с Левой оппозицией он «держался умеренной линии в отношении Троцкого»[805], настаивал и настоял (вопреки Зиновьеву) на оставлении Троцкого в составе Политбюро, «принял все возможные меры, чтобы умерить пыл тт. Зиновьева и Каменева, требовавших исключения т. Троцкого из Политбюро»[806]. Напомнив об умеренности своей позиции (а вообще-то о своем «центризме»), «гениальный дозировщик» перешел к главному: «Не из-за этих политических разногласий (имелся в виду раскол в ЦК. – С.В.) ставим мы вопрос о выводе Лашевича из ЦК, а Зиновьева – из Политбюро. […] Разногласий у ЦК партии с Троцким гораздо больше, чем с тт. Каменевым и Зиновьевым (! – C.В.). […] Однако мы не ставим вопроса о выводе т. Троцкого из Политбюро. Стало быть, дело тут не в политических разногласиях. […] Новая оппозиция перешла через тот организационно-партийный барьер, который партия не может перешагнуть, не создавая опасность раскола»[807].

Генсек пояснил: «Одно дело – разногласия с ЦК. Одно дело – вести борьбу с ЦК на съезде. Совершенно другое дело – переход от открытой и партийно-законной защиты своих взглядов к постройке нелегальной партии… имеющей свои группы во Владивостоке, в Питере, в Москве, в Одессе, в Нижнем, в Харькове, в Брянске»[808]. Ю.Н. Жуков, приведя эту цитату, сразу же напомнил о том, что несколькими минутами ранее Сталин заявил, что у Новой оппозиции «нет сейчас ни одной местной организации»[809]. К несчастью для Зиновьева и Троцкого, Ю.Н. Жуков не мог сделать данное замечание в 1926 г. на Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б).

Зиновьевцам вставили в строку привлечение к их нелегальной работе «осужденных партией группировок»[810]. Привели несколько примеров. Наиболее показательны, на наш взгляд, два. Первый – напечатание директором одного из столичных заводов Михайловым, ранее входившим в «Рабочую группу РКП(б)», «для широкого распространения секретных партийных документов с помощью беспартийных машинисток» и устройство им же нелегальных собраний. Второй – антисоветская агитация среди специалистов бывшего сторонника Рабочей оппозиции Шугаева[811].

Г.Е. Зиновьев, которого постоянно перебивали, которого перебивал своим «звонком»[812] председатель, призвал дать поручение Центральному Комитету ВКП(б) «привлечь к работе все силы всех бывших групп в нашей партии и дать им возможность работать под руководством ЦК»[813].

ЦК и ЦКК ВКП(б) в своей резолюции «нелегальному фракционному собранию в лесу, близ Москвы, устроенному работником ИККИ т. Гр. Беленьким», уделили «особое внимание». Высший партийный и высший партийно-контрольный орган справедливо признали случившееся «…небывалым в жизни нашей партии раскольническим шагом. Устроенное по всем правилам конспирации (патрули, строгий фракционный подбор приглашенных [который, однако не обеспечил секретности собрания. – С.В.] и т. д., это собрание не только руководилось работником ИККИ, председательствовавшем на нем, но, что является также неслыханным в истории нашей партии, на этом тайком от партии собрании с докладом выступает кандидат в члены ЦК ВКП(б) т. Лашевич, призывая собравшихся организовываться для борьбы с партией, с выбранным ею ЦК»[814].

ЦК и ЦКК ВКП(б) признали в своей резолюции, что «…кандидат в члены ЦК т. Лашевич, приняв активное участие в создании фракционной организации, направленной против единства партии, нарушил и обманул доверие партии, за что заслуживал бы исключения из рядов ВКП(б); принимая, однако, во внимание прежнюю партийную деятельность т. Лашевича, объявить т. Лашевичу строгий выговор с предупреждением [о том], что всякой попыткой продолжать фракционную работу он поставит себя вне рядов ВКП(б). На основании внесенного В.И. Лениным и принятого Х съездом ВКП(б) особого постановления, исключить т. Лашевича из состава ЦК ВКП(б) и снять с поста зампреда Реввоенсовета [СССР], запретив ему в течение двух лет вести ответственную партийную работу»[815]. Был сделан вполне логичный в данных условиях вывод: «Все эти дезорганизаторские шаги оппозиции свидетельствуют уже о том, что оппозиция решила перейти от легального отстаивания своих взглядов к созданию всесоюзной нелегальной организации, противопоставляющей себя партии и подготовляющей, таким образом, раскол ее рядов»[816].

Отметим, что И.Т. Смилга, Х.Г. Раковский, Т. Шкловский, И.И. Кучменко и В.В. Осинский предложили Пленуму ЦК ВКП(б) свой проект резолюции по делу М.М. Лашевича, в котором напомнили, что покойный В.И. Ленин, с одной стороны, навязал Десятому съезду РКП(б) 1921 г. резолюцию «О единстве партии», но с другой – своей рукой написал проект резолюции Девятой конференции РКП(б) 1920 г. по очередным вопросам партстроительства, в которой подчеркнул: «Указать на недопустимость того, чтобы при мобилизации товарищей партийные органы или отдельные товарищи руководствовались какими-либо иными соображениями, кроме деловых. Какие бы то ни было репрессии против товарищей за то, что они являются инакомыслящими по тем или иным вопросам, решенным партией, недопустимы»[817].

В данном случае И.Т. Смилга, которого считали «основным теоретиком» Объединенной оппозиции «по части экономических вопросов» и который на самом деле помимо этого был вдохновителем и фактическим создателем Объединенной оппозиции, и вожди «обанкротившихся» оппозиционных групп уж точно не помогли, а скорее навредили своими предложениями Зиновьеву со товарищи.[818]

В.В. Куйбышев предложил Июльскому Объединенному Пленуму ЦК и ЦКК ВКП(б) вывести из Политбюро ЦК Г.Е. Зиновьева – в духе предложения И.В. Сталина своим «друзьям» от 25 июня 1926 г. Расскажем об этом – в следующей главе, а настоящую главу завершим несколькими фактами из последующей – очень короткой (Михаила Михайловича не стало в начале 1928 г.) – биографии Лашевича. 18 ноября 1926 г., обсудив доклад Г.В. Чичерина и К.Е. Ворошилова, Политбюро ЦК ВКП(б) постановило «немедленно»[819] назначить М.М. Лашевича товарищем председателя Правления КВЖД и ввести Михаила Михайловича в правление КВЖД[820], поручить ему «немедленно дать интервью в духе указаний Чичерина и опубликовать в газетах»[821]. Это был тонкий ход: Лашевич фактически отправлялся в партийную ссылку и одновременно один из ближайших