в Москве, на котором предполагается выступление Пятакова и, может, Троцкого или Зиновьева. Вышеозначенное т. Скользнев сообщил мне, тт. Янсону, Берзину, зам[естителю] секр[етаря] Сокольническ[ого] райкома, и т. Сойферу [Якову Григорьевичу]»[851].

Уже 14 августа В.А. Котов направил И.В. Сталину дополнение: «…12/ VIII состоялось собрание т. н. актива, чел[овек] 10–12 товарищей на кв[артире] у т. Бабашкина (рабочий к[омите] т с Октябрьской ж.д.). На этом собрании сделал доклад В.М. Смирнов о приезде делегации из Парижа и нашей тактике. Речь т. Смирнова совпадает с речами тов[арищей] из оппозиции Троцкого и Каменева. Товарищ, там бывший, говорит, что у них есть заявление за подписью – Троцкий, Каменев. На этом собрании говорилось о решительной подготовке к дискуссии, которую надо открыть перед Всесоюзной конференцией – в крайнем случае перед съездом. Даваемая директива – обязательно выступать снизу. Зацепкой для выступлений должна быть каждая статья, связанная с вопросом конференции или съезда. С своей стороны они подготовляют материалы: часть их уже есть, как сказал Смирнов, у него и Пятакова, остальное они достанут через Госплан (там в коммунистической ячейке активно «мутил воду» Ивар Смилга[852]. – С.В.). Большой критике подвергался доклад т. Бухарина на Ленинградском активе. [Оппозиционеры считают,] что у них все готово для выступления, но они считают сейчас неудобным выступать со своими документами, удобнее, когда будет разослана стенограмма ЦК и ЦКК, в особенности неудобно сейчас распространять т. н. “завещание” Ленина (на которое они все время ссылаются, и оно у них есть), ибо это скомпрометирует т. Крупскую, поскольку она является хранительницей завещания. А когда будут читать стенограмму, где на это есть ссылка, тем самым они будут, то есть оппозиция, не при чем. Дальше у них есть и другие документы о национальном вопросе и разрыве со Сталиным. Все это будет пущено в ход. На вопросы, заданные т. Смирнову, о количестве организации, он считает: насчитывается в Москве 500 человек, что касается Ленинграда, то там идет работа аналогичная Москве, но что встречается препятствие: зиновьевцы не примиряются с троцкистами (! – С.В.), в связи с этим делом встал вопрос об отношении к Зиновьеву. Сказано было, что пока этот вопрос не [следует] выдвигать, а впоследствии возможна снова борьба, сейчас основное – это против ЦК (! – С.В.). По-видимому, [у оппозиции] есть ЦК, МК и райкомы (курсив наш. – С.В.). [На] предложение т. Крышкина, чтобы т. Смирнов целиком пошел на работу в Сокольнический район, т. Смирнов ответил: он в распоряжении МК (кстати, т. Крышкин – инструктор ЦК металлистов). Линия оппозиции – из Москвы не уезжать. Тов. Смирнов сказал: “Мы должны устраивать скандалы по всякому поводу, когда отправляют т[оварищей] – вплоть до симуляции”. На вопрос, а как быть, если нас обезглавят, ответ был со стороны Смирнова: “Все меры принять, не допускать, апеллировать не только перед коммунистами, но и беспартийными рабочими, устраивать стачки, демонстрации”. По его мнению, возможны аресты, [которые] будет устраивать ГПУ, – перед этим не останавливаться. Приехавший т. Преображенский останется в Москве, будет работать и займет должное место в работе оппозиции. На вопрос, как он насчет линии, был ответ: он очень крепок – не в пример т. Раковскому. Правда, по мнению Смирнова, он (Раковский) еще не разобрался. Все это мне сообщил т. Скользнев в присутствии тт. Баумана [Карла Яновича], Гибера [Бориса Владимировича] (секрет[аря] Сокольнического райкома) и Берзина (зав[едующего] Орг[отдела] Сокольн[ического] райкома).

Все вышеизложенное Вам я довел до сведения Бюро Московск[ого] к[омите] та»[853].

Эту «личную» «докладную записку»[854] завершал примечательный пассаж: «Частное. Совещание членов бюро и секретарей райкомов вынесло по этому поводу решение, о котором нужно мне и т. Бауману с Вами поговорить. Сообщите, когда можно, так как во вторник мы хотим поставить [вопрос о нелегальной деятельности оппозиции] официально (курсив наш. – С.В.) на Бюро М[осковского] к[омите]та»[855]. Когда оппозиционеры устраивали совещания, это были совещания фракционные, но когда тем же самым занимались столичные руководители под присмотром товарища Сталина, – никаких проблем.

12 августа 1926 г. в своем выступлении в Политбюро ЦК ВКП(б) по поводу назначения Л.Б. Каменева полпредом в Токио, Г.Е. Зиновьев заявил: «Тов. Сталин выставляет свою кандидатуру на роль могильщика партии и революции»[856]. Следствием данного заявления явился «строгий выговор»[857] по партийной линии.

Сталинцы активно направляли оппозиционеров на страшно ответственную работу в Тмутаракань, а оппозиционеры, в строгом соответствии со своей тактикой, да и по материальным соображениям заваливали аппарат ЦК ВКП(б) требованиями об отмене назначений и сказывались больными[858].

14 августа сам Е.А. Скользнев отправил в ЦКК ВКП(б) заявление, в котором констатировал: «…оппозиция в своих действиях по отношению к большинству ЦК и всей партии зашла слишком далеко. Ежели не существует формально созданного центрального комитета, то нет никакого сомнения, несмотря на ироническое замечание Смирнова В.М., что “есть Московский комитет, к которому и надлежит обращаться”, на мой взгляд, существует спаянная внутренней дисциплиной группа, которая, независимо от названий “ЦК” или “МК”, руководит всей работой централизованным порядком, доставая материал, размножая и распространяя его и снабжая им низы и идеологически направляя ее вплоть до созыва активных собраний, указанных в данном заявлении»[859].

Другой раскаявшийся оппозиционер – Василий Финашин – доложил в ЦК ВКП(б) 23 сентября 1926 г., что «в организованных кружках» оппозиционеров «существует самостоятельность – членские взносы (курсив наш. – С.В.), взимаемые в таком же размере, как и в партии ВКП(б), для поддержания исключенных партийцев, а также и на оплату различной отпечатывающейся литературы, машинисткам и т. п.»[860]. Занятия в оппозиционных кружках велись «…регулярно, два раза в неделю»[861], причем на занятия эти приглашались красные профессора»[862].

У «троцкистского-зиновьевского оппозиционного блока» был один козырь – оба его вождя были выдающимися ораторами и полемистами, борцами за дело мировой революции с мировыми же именами. Как было сказано в одном оппозиционном документе (от 13 ноября 1927 г.), «Зиновьев – знамя ленинского Коминтерна. Троцкий – знамя первой в мире Красной армии. Никакая “проработка” не изменит, никакая фальсификация истории не вытравит из сознания миллионов этого факта»[863]. (Не потому ли в эпоху т. н. Большого террора будет расстреляно свыше 600 тыс. человек, а 1 млн 200 тыс. будут сидеть в лагерях?)

В то время, когда Сталин со товарищи вовсю планировали снятие Г.Е. Зиновьева с поста председателя Исполкома Коминтерна, сам Зиновьев, понимая, что его отстранение от руководства делом мировой революции, – вопрос решенный, тем не менее хотел использовать коминтерновскую трибуну для пропаганды идей Объединенной оппозиции. 12 сентября 1926 г. Г.Е. Зиновьев написал Л.Д. Троцкому:

«Дорогой Лев Давыдович!

Поехать мне никак нельзя было. Я работаю над “письмом” Коминтерну, где скажу все. Остались считанные дни. Целесообразнее всего ускорить свидание в Москве. Думаю, что числа 25‐го (максимум – 27‐го) мы все [включая Каменева. – С.В.] должны быть там. Только это практично. На 25/Х назначен Пленум ИККИ. Вероятно, это совпадет с конф[еренцией], сделают совместное заседание и пр.

Хотел бы знать точно день Вашего выезда в Москву. Дайте знать.

Искр[енний] привет!

Ваш Зинов[ьев]»