не таскает котов за хвосты, не затевает драк, заботится о семье. Всегда. И именно он сдерживает мою вторую сущность – «Сорвиголову». «Сорвиголова» – плохиш, раздолбай, эгоист и адреналиновый маньяк. Этим все сказано. Если спросить меня, какая из двух личностей мне ближе, я не отвечу. Мне нравится быть хорошим сыном и писать юморные рассказы, хотя, по правде говоря, я начал это делать ради «заметания следов». И мне нравится работа в тайной полиции, когда моя жизнь то и дело висит на осеннем листке, готовом упасть от легчайшего дуновения.

Но до этого момента мои две половины были строго разделены. Как день и ночь. Ал-рэй и Маска четко понимали свои роли и не смешивались. Однако сейчас я ехал на Аморановы острова, понукаемый не «Сорвиголовой», жаждущим приключений в опасной зоне, а «Хорошим мальчиком». И это был сдвиг системы, как написал бы Шифр. Наверное, поэтому в мыслях творился такой бардак и болела голова. В довесок опять сосало под ложечкой. Но чувство голода давно стало для меня фоновым. С таким метаболизмом и при такой мышечной массе есть хотелось всегда.

– Эдакого хоть в наручниках вези, – проворчал водитель, которого отправили забрать меня со станции.

Он смотрел на меня в зеркало заднего вида с минуту, прежде чем заговорил.

«Я бы легко тебя ими задушил», – подумал я про себя и улыбнулся своей самой дружелюбной улыбкой.

– Стандартные мне все равно маловаты, дядь, и самое опасное, что есть в моем теле – это не руки, а рот.

– Чего? – Мужик приподнял густые брови и на полном серьезе спросил: – Ухо кому отгрыз?

– Нет, – ответил я так же серьезно, чуть наклонившись к нему. – Надругался.

– Над кем? – еще больше напрягся водитель.

– Над ухом, – шепнул я ему. – Наговорил в него всяких ругательств. Смекаешь?

Мужик уставился на меня в недоумении. Я не смог сдержать смех.

– Бросай, дядь. Если бы я был опасен, меня бы привезли под конвоем. И не сюда, а на Промышленный. Я просто ругаюсь по-скотски. Но если у тебя вдруг завалялся бутерброд или печеньки, твои уши не пострадают.

У водителя зажигание сработало даже позже, чем у его древнего ржавого автомобиля. Он смотрел на меня еще минуты три, прежде чем рассмеялся. Смех этот был скорее похож на кашель, но общий язык мы явно нашли, и по дороге в НИЦ я жадно жевал крекеры, завалявшиеся в бардачке, запах которых учуял даже с заднего сиденья.

Спустя время мы остановились у здания, которое выглядело так, что Эванс, будь его воля, точно устроил бы в нем парочку шабашей с кострами, жертвоприношениями и голыми девицами. А мой папа написал бы об этом месте целую книгу, вычистив здешние архивы до последнего матерного словечка, оставленного кем-нибудь на стене. И я бы с удовольствием присоединился к их пикнику, лишь бы еды взяли побольше.

Но если снять желтые очки, это здание выглядело так, будто здесь в любую секунду на голову мог упасть кирпич или балка. На крыше наверняка развелось столько птиц, что, пройдя под дырявым потолком, легко было стать из жгучего брюнета блондином с пахучими погонами. Мне так и лезли в голову новые сюжеты юмористических рассказов.

– Прибыл наконец? – отвлек меня от созерцания руин начальник охраны – усатый дядька средних лет с прической перекати-поле и грустными глазами, которые делали его немного похожим на брошенного пса.

– Здрасьте, – улыбнулся я, старательно убаюкивая внутреннее напряжение. – Алерон Каштан. Первая категория. Надеюсь, я завтрак не пропустил?

– До него еще полчаса. Пошли, выдам ключи.

Начальник, так и не назвав своего имени, махнул мне рукой, призывая следовать за ним. Он уже знал обо мне от Орланда. Тот предупредил сотрудников НИЦ заранее, так что мне сразу без вопросов дали ключи от телеграфной. Я легко мог бы раздобыть их сам или взломать замок, чтобы отправлять отчет на материк, но к чему такие сложности, если это место крышует сам Орланд?

Я с порога понял, что предоставленный мне план здания неприменим к реальному состоянию НИЦ: тут как минимум половина выходов и лестниц была разрушена. Это абсолютно не походило на перфекциониста Эвкали. Может, просто из-за того, что он не мог контролировать все лично, здесь царила такая разруха? Неужели у него не было возможности отремонтировать этот оплот науки ради «Антидеменции», несмотря на то, что он Глава Совета Гедониса?

После короткого инструктажа мы отправились в жилой корпус. Там, в очередном гулком, пропахшем плесенью и хлоркой коридоре, нам встретился темнокожий парень с дредами до бедер, несущий в руках коробку.

– Валик! – рыкнул мой провожатый, увидев его. – Ты не валик, а швабра с насадкой из микрофибры вместо головы! Ты почему нарушаешь распоряжение? Велено же было не оставлять его одного! Особенно после вчерашнего! Подождало бы твое барахлишко…

– Дык за ним приглядывают уже! – Валик белозубо улыбнулся. – О, вот и новенький причапал! Ты его к моему соседаю ведешь? Зазнакомимся?

Я сцепился с Валиком пальцами. Они оказались раза в полтора длиннее моих, несмотря на то, что руки мне от отца достались немаленькие.

– Здорова, брат, я Алерон.

– А кто там за ним приглядывает? – напрягся начальник.

– Да тот дедуся лысый, с которым он причухал, – с готовностью сообщил Валик. – Поломоец наш. Они ж знакомые с самого поезда, вот я и решил вещички пока подсобрать…

– Никакого толку от тебя, – рассерженно пробормотал начальник, ускоряя шаг. – В этом месте бесполезно отдавать распоряжения. У всех в бошках летучие мыши прогрызли дыры и раскачиваются там, перемешивая мозги. Поэтому никто ничего не соображает.

О да. Я себя чувствовал именно так. И начальник не шутил: под потолком действительно раскачивался десяток черных свертков, похожих на скрученные в кокон осенние листья. Бабуля была бы в восторге.

– Что, заметил наконец? – проследил за моим взглядом провожатый. – Да ты не бойся, они кровь не пьют. Зато комаров жрут хорошо. А комаров тут, спаси богиня, хватает. Поэтому мы не гоняем особо этих тварюшек. Главное, в комнаты не запускать, а то спать не дадут. И комары, и кульки эти с глазами.

– Да я не из пугливых, – ухмыльнулся я.

Мое сердце стучало быстрее обычного, но не из-за страха перед нетопырями. Когда Валик упомянул, что за Финардом присматривает дед, с которым они «причухали», я сразу понял – это Максий Кедр. И меня прошибло нервной дрожью, хотя на то не было причин. С какой вообще стати я волновался, как пройдет наша первая встреча? Этот старик мне никто и звать его никак.

Мы вошли в просторную комнату с двумя одинокими обогревателями