и романтичным, но в конце концов обрел он его в писательском труде. Знаешь, он был бесстрашным, беспокойным авантюристом. Но еще и просто парнем с авторучкой.

Грета смотрит на его лицо. Он опускает руки и делает шаг назад. Над ними крутится зеркальный шар, погружая все в серебристый цвет.

– Я хочу сказать: оглянись вокруг, – говорит он, и она послушно делает это: смотрит на несколько оставшихся на танцполе пар, на людей в баре, на прикорнувшего в углу человека. – Сколько людей действительно живут и способны претворять свои мечты в нечто по-настоящему грандиозное? – Его глаза снова отыскивают глаза Греты, и в них читается такая сила, какую она прежде не замечала в нем. – У меня хорошая жизнь. Но до недавней поры она была маленькой. И я не возражаю против этого. Но иногда оглядываюсь по сторонам, и меня будто озаряет: до чего же все это под контролем, до чего безопасно. И понимаю, как мало в жизни рисковал. – Он берет ее руки в свои, и, когда он снова начинает говорить, голос его звучит твердо и убежденно: – Я хочу чаще идти на риск. Хочу оставить след.

Она не знает, о чем он говорит. Об этом вечере? Или об этом моменте? Или о чем-то гораздо большем? Но в любом случае она понимает его. И в любом случае она тоже хочет оставить след.

Четверг

Глава 28

Тем вечером Грета, должно быть, согласилась отправиться с Беном на какую-то экскурсию следующим утром. Она совершенно не помнит об этом, но, когда просыпается, видит, что он стоит у кровати в зеленой толстовке с капюшоном с надписью «СПАСЕМ КИТОВ» и для семи утра очень уж полон энтузиазма.

– Привет. – Он слегка толкает ее в плечо. – У нас в запасе пятнадцать минут.

Она зевает:

– И что на этот раз?

– Будем смотреть на китов, – сияет он, но его улыбка тут же исчезает. – Ты же не забыла, правда?

– Как можно забыть то, о чем не знал?

Он садится на край кровати и наклоняется над ней, от него пахнет мятной зубной пастой.

– Поверь мне, ты не скажешь, что это было не фонтан. – Она закатывает глаза, но он все равно целует ее в нос.

Выглянув в окно, она видит, что теплоход причалил к большой деревянной пристани, за которой не видно ничего, кроме леса, зеленого и густого. Низко над верандой летит чайка, они слышат доносящийся из соседней каюты смех.

– Где мы сейчас? – спрашивает Грета, переворачиваясь на живот. В голове у нее стучит, рот словно набит ватой. – И сколько мы вчера выпили?

– Мы у Ледяного пролива. – Бен встает и идет к шкафу. – И до фига.

Когда он снова поворачивается к ней, в руках у него маленькая потрепанная книжка в бумажной обложке. Он отдает ее осторожно, почти благоговейно, и она видит, что это старый экземпляр «Зова предков» с потрескавшимся корешком и запятнанными пожелтевшими страницами.

– Я думала, у тебя есть запасной экземпляр.

Он пожимает плечами:

– У меня их великое множество.

– Ага, но этот… – Она смотрит на Бена. – Этот, должно быть, имеет особую ценность.

– Только для меня, – улыбается он, – это моя первая книга Джека Лондона.

Она смотрит на выцветшую обложку, на которой сцепились в схватке две собаки. Классическая история холодного Севера, значится на ней.

– Бен, я не могу взять ее.

– Я даю ее тебе на время, – настаивает он. – Этот экземпляр – волшебный. Он изменил мою жизнь.

– Она слишком важна для тебя. – Грета пытается отдать ему книгу.

Но он только улыбается в ответ:

– Я могу доверить тебе такие важные для меня вещи.

Спустя несколько минут она, зажав книгу под мышкой, выскальзывает в коридор, на ней спортивные штаны и безразмерное худи с изображением Dave Matthews Band, принадлежащие Бену. Она останавливается, чтобы проверить телефон. От Хоуи пришло шесть новых сообщений. Она читает их, и ее сердце замирает все сильней.

«Если ты хочешь оставить все как есть, то мне срочно нужен твой комментарий».

«Я буду рад сделать это за тебя».

«Может, что-то туманное?»

«Или же мы можем поставить на этом крест».

«Дай мне знать, чего ты хочешь».

«Прямо сейчас».

Она выключает телефон и быстро идет по коридору. К ее облегчению, единственные люди, которых она встречает, – семейство в одинаковых футболках, – слишком увлеченно спорят между собой и не замечают ее. Удача сопутствует ей до тех пор, пока она не добирается до лифта. Здесь стоит не кто иной, как ее папа, под мышкой у него газета. Грета хочет улизнуть, но уже слишком поздно. Он приподнимает брови, увидев ее, такую растрепанную: лохматые волосы, босые ноги, туфли на каблуках в руке.

– Я иду смотреть на китов, – провозглашает она, поскольку ее плохо соображающая голова не в силах придумать что-то получше.

– В таком вот виде? – спрашивает он с совершенно бесстрастным выражением лица.

Она встает рядом с ним, и они оба поворачиваются к двери лифта, одинаково заложив руки за спины. Из колонок над ними звучит тихая классическая музыка, и Грета возводит глаза к потолку, пытаясь придумать, что бы еще сказать.

– Мне так жаль, что я забыла о вашей годовщине, – наконец произносит она, и он с удивлением смотрит на нее. – Это странно. Иногда я только и могу, что думать о ней. И иногда это так больно.

Его голос похож на наждачную бумагу:

– Я тоже.

Пришедший лифт звякает, и перед ними распахивается его дверь. В лифте никого нет, но ни один из них не спешит войти в него. И спустя несколько секунд дверь закрывается.

А они стоят, как стояли. Вместе.

– У нее к холодильнику была прикреплена фотография Глейшер-Бэй, – говорит он, не глядя на Грету. – И каждое утро, доставая молоко для чая, она улыбалась и говорила: «Он кажется мне раем». Он смотрит на Грету своими бледно-зелеными глазами. – Я понятия не имею, как жить без нее.

Не успевает она хоть что-то сказать, как дверь лифта снова открывается, и на этот раз в нем оказываются какие-то люди, едущие в бассейн: две мамаши и три ребенка, один из них закатывает полноценную истерику – лицо у него красное, и он пребывает в ярости. Все пятеро, окутанные облаком из слез и солнцезащитного крема, подаются в сторону, давая место им двоим. Но Конрад все еще смотрит на Грету, а Грета – на него.

Она решает остаться на месте, потому что не готова к тому, чтобы