Отец Стори словно внимательно прислушивался к голосам в соседней комнате. Там пели ту же песню, что слышала Харпер, когда впервые появилась в лагере. Люди пели, что они одной крови и у них одна жизнь. Харпер была уверена, что сама не пойдет в Свет – сейчас ей нельзя было ускользать в ослепительное сияние, где все лучше и проще. Нужно оставаться здесь, с умирающим. Но ей очень хотелось, чтобы отец Стори унесся туда, это было бы так кстати – взамен анестетиков и плазмы, которых у нее не было.

Впрочем, его драконья чешуя оставалась холодной – черные завитки и вязь на дряблой коже.

– Бог – хорошая сказка, – сказал он вдруг. – Она мне нравится – а еще нравится про Питера Полено и Венди. Мы читали ее вместе, Сара, когда ты была маленькой.

Перед мысленным взором Харпер возникло чистое, милое лицо в огне. Она взяла Тома за руку.

– Я не Сара, отец Стори, – сказала Харпер. – Я ваш друг, медсестра Уиллоуз.

– Хорошо. Сестра Уиллоуз, у меня к вам серьезный вздор на медицинскую тему. Боюсь, кто-то играет на нас, как на гавайской гитаре. Кто-то придумал новые слова на старые мелодии. А теперь необходимо действовать. Запасы тают.

Она ответила:

– Сначала починим вашу голову. Тогда и займемся воровкой.

– Я не пущу воровку в рот, чтобы она украла мои мозги, – сказал он. – И камни на вкус лучше. Кажется, я стукнулся обо что-то головой и отбил свою тень. Вы пришьете ее или она улетела?

– Мне бы только нитку с иголкой, и станете как новенький.

– Мне хотя бы мозг готовенький, – отозвался он. – А то совсем фиговенько. Знаете, а моя маленькая Сара тоже была та еще воровка. Она обокрала меня – обокрала всех нас. Даже Пожарного. Бедный Джон Руквуд. Он пытался не убить ее. Похоже, он и вас сейчас пытается не убить. Он, наверное, вас любит – вот незадача. Из огня да в… Пожарного.

– Конечно, он не хотел убить ее, отец Стори. Он ее и не убивал. Я слышала, что его даже не было на острове, когда Сара…

– А! Нет. Конечно, нет. Он был просто зрителем. И Ник тоже. Не вините мальчика. Они оба стали невольными пособниками. А она всегда была довольно способненькая. Не получила от одного, взяла у другого. Знаю, что Джон винит себя, но напрасно. Он испепелен за преступление, которого не совершал. Невеста сгорела, публика ревела. Не то чтобы они были женаты. Они так и не поженились. Все пожарные обручены с золой, в конце концов. Слыхали старую дразнилку? «Джон и Сара на дереве сидят и Г-О-Р-Я-Т». – Он замолчал, а потом левый глаз уставился куда-то за плечо Харпер. – Вот она! Моя тень! Быстро! Пришивайте.

Она оглянулась. Темный силуэт появился на зеленой занавеске между палатой и приемным покоем. Вошел Дон Льюистон, неся в одной руке стальное ведро, а в другой – бумажный пакет.

– Уж в такую удачу ни хрена не верил, – сказал Дон. – Нашел-таки, на хрен, электродрель, да с хорошими батарейками. Один парень приехал в лагерь на этой неделе – вот у него в пикапе нашлось. Сверло я прямо в кипяток сунул.

– А бритва? Ножницы?

– Принес, мэм.

– Хорошо. Идите сюда. Отец Стори! Том!

Том Стори сказал:

– Скучали Уилл… оуз?

– Том, я просто хочу чуть-чуть вас постричь. Потерпите.

– Портер пить? Я не любитель пива, но хлебнул бы. Фо рту перехохло.

Дон Льюистон спросил:

– Вы… чего-нибудь понимаете?

– Дон, я и вас нечасто понимаю. Поднимите ему голову.

В соседней комнате песня завершилась последним гармоничным аккордом. Кэрол что-то пробормотала своей маленькой внимательной пастве. Они теперь проникли глубоко в Свет – даже зеленая занавеска в дверях светилась цветом лайма.

Дон держал голову отца Стори заскорузлыми пальцами, пока Харпер состригала клочья кровавых волос с того места за ухом, куда его ударили. Кожа под волосами оказалась черно-лиловой, как баклажан.

В приемном покое снова запели. Битлы. Солнце встает, долгая одинокая зима закончилась.

Отец Стори оцепенел и заколотил пятками.

– У него эпилептический припадок, – сказала Харпер.

– Он своим же языком подавится, – ахнул Дон Льюистон.

– Это анатомически невозможно.

– Мы его теряем.

Харпер про себя согласилась. Если это не агония, то уже близко. Пена стекала из угла рта. Левая рука вцепилась в простыню, отпустила, вцепилась снова. Правая не двигалась. Харпер взяла Тома за запястье, проверила неровный торопливый пульс.

Песня в соседней комнате поднялась до высокой идеальной ноты, и отец Стори внезапно распахнул глаза – радужки превратились в кольца золотого света.

Он уже не стоял дугой, выгнув спину и упираясь в постель только головой и пятками, а расслабился и улегся на простыню. Пульс начал успокаиваться. Бледно-красные закорючки на его драконьей чешуе запульсировали, побледнели, запульсировали снова.

Он даже почти улыбнулся – уголки губ чуть приподнялись, и веки плотно закрылись.

– Отключился, – сказал Дон. – Боженьки… помогло. Они пением спасли его от худшего.

– Думаю, да. Вставьте сверло, Дон, пожалуйста.

– Мы что – сами?..

– У него осталось совсем мало сил. Если не сейчас, второго шанса не будет.

Она сбрила остатки волос с головы отца Стори, чтобы открыть поврежденную кожу. Главное теперь – не думать. Не стоит представлять, как она убивает его или делает ненароком лоботомию – рука соскальзывает, сверло ныряет вглубь, выбрасывая ошметки мозга.

Дон сунул руку в почти кипящую воду, не выказывая никаких признаков боли, – Харпер подумала, что его руки не чувствительнее пары матерчатых перчаток, – и, достав сверло, стряхнул с него капли. Вставил сверло в новенькую электродрель и нажал кнопку. Дрель жужжала совсем как электрический венчик для взбивания яиц.

Дон взглянул на почерневший синяк на голове отца Стори и сглотнул.

– Вы ведь не станете просить меня… – начал он, потом спохватился и снова сглотнул. – Рыбы-то я вдоволь наубивал, напотрошил, но… человека… Томми… вряд ли я…

– Нет. Не стану. Лучше я сама, мистер Льюистон.

– И то. Вы же делали это прежде…

На вопрос было не очень похоже, так что Харпер решила, что и ответа не требуется. Она протянула руку за дрелью. Сверло дымилось.

– Держите его голову. Не давайте ей шевелиться, пока я оперирую, мистер Льюистон, – сказала Харпер командным тоном – и сама не узнала свой голос.

– Да, мэм.

Он обхватил пальцами голову отца Стори, приподняв ее с подушки.

Харпер осмотрела дрель, нашла колесико управления мощностью и повернула его на максимум. Нажала на кнопку – попробовать. И испугалась: сверло расплылось хромовым пятном, вибрация отдалась по всей руке.