— В сторожа — это можно. Сторожить не зазорно.

На том и порешили. И Слёзкин, который по натуре государственный был человек, отнёсся к делу так серьёзно, как мог. Он ревностно следил за имуществом. Следил, впрочем, уже многие годы за народишком тоже, который был вороват и часто шкодлив. Дело в том, что был Слёзкин человеком вполне линейным. Он не колебался «вместе с линией партии», поскольку колебаться органически вообще не умел. Он умел только одно — выполнять приказы. Однажды его вызвали авторитетные люди, пригласили в комнату без таблички и поставили перед ним задачу. И капитан просто начал её выполнять, не задавая лишних вопросов никому. Прежде всего себе самому. Он стал работать с той же детской добросовестностью, с какой управлял курсантским довольствием, и делал это бесплатно. А когда позже ему положили за сотрудничество небольшие деньги, отнёсся с пониманием, и все.

Из всего этого для Слёзкина вовсе ничего не произросло, кроме, впрочем, разных пёстрых контактов. Времена изменились, и он перешёл из помощников Большого дома в информаторы Дома поменьше, тоже ничего не заметив.

В этот день он пришёл с докладом — пас наперсточников. Их расплодилось немерено, они вконец обнаглели. Около зоопарка эта публика ошивалась очень охотно, особенно в выходные и праздничные дни. Участковый тоже тот ещё голубь…

Дверь отворилась, и в приёмную вошёл… «Кто бы Вы думали? Толька! И такой солидный и важный! Неудобно даже признаться, что когда-то были знакомы. Я без формы, старый гриб штатский…» Пока капитан Слёзкин кряхтел и покашливал от подобных мыслей, Анатолий Александрович Мордвин, забежавший на минутку к сослуживцу по делу и готовый уже также выскочить пулей, остановился на всём скаку.

— Извините, Вы случайно не… вы страшно похожи на моего старого… друга сказать будет негоже, я был курсант-мальчишка, а он офицер. Могу я спросить, как Вас зовут, а то я ночью спать не буду?

Пришлось признаться, и Мордвин растроганно заахал. Он обнял старика и утащил к себе в кабинет. Там он усадил дядю Гошу в удобное кресло, распорядился соорудить чайку и достал графинчик из орехового «гостевого шкафа». Они ударились во вспоминания и то хохотали, то сердились, а то соглашались друг с другом — теперешние, ясно, не тянут, не чета…

Когда одновременно зазвонил телефон на столе и мобильный в толстом чёрном портфеле, Анатолию Александровичу совсем не хотелось возвращаться в повседневные рабочие будни. Он тряхнул головой и с досадой и горечью сказал.

— Дикие времена, дядя Гоша. Я чего к твоему Клямину прибежал. Тебя увидел и обо всём позабыл, а дело у меня такого рода, что ждать не может. Дочь одноклассника пропала. А Клямин, как-никак, розыскник. Вот взгляни.

Он протянул Слёзкину фотографию Лизы, присланную по электронной почте Кате Сарьян. Старик посмотрел внимательно и заметил.

— Девчоночка — первый сорт. Ни тебе штукатурки ни волос этих, знаешь, будто пакля. Я раньше думал, они их не чешут ни хрена.

— Такие колбаски, висят спереди и сзади что у парней, что у девок? — прищурился Мордвин.

— Точно. Толя, ёж твою двадцать, веришь, они за них деньги платят! Большие деньжищи! Нет ты мне скажи, а мыть их как?

Телефоны затрезвонили снова. «Русское поле» — выпевал аппарат на столе, «Эх, полным-полна коробушка, есть и ситец, и парча!» — заливался бубенчиком мобильный. Анатолий растерянно оглянулся, не зная за что хвататься. Потом повернулся к старику и протянул ему руку.

— Мне сейчас бежать надо. Возьми, пожалуйста, карточку, а — товарищ капитан? Чем чёрт не шутит? Я тебе туда мою визитку вложу, — скороговоркой зачастил Мордвин, засовывая в толстый белый с синим служебный конверт четырёхугольник отличного серебристого картона с тиснением. — Если что, сразу на мобильный мне, или сюда. Телефон знаешь. Мне тут же передадут.

— Толя, а ты в каких же теперь чинах? — польщённый «товарищем капитаном», спросил старый отставник, убирая конверт в нагрудный карман. — Смотрю, ты в штатском. Не знаешь, как и обратиться по форме.

Мордвин отчего-то смутился. Он откашлился, а потом пробурчал.

— Песню знаешь? — и затянул неожиданно фальшивым фальцетом: «Ах какой был мужчина!»

«Настоящий полковник», — заверил капитан Слёзкин, а потом стал во фрунт и, подмигнув Анатолию, «мол знай наших, отчеканил.»

— Слушай мою команду! Зам. Ком. взводАм, построить взводА повзводно! — от тарабанил он старую курсантскую хохму, щёлкнул каблуками и вышел.

Глава 34

Ясным утром дул свежий бриз с моря и яхта с белым парусом весело летела вперёд. Она ловко обогнула скалу, справилась с боковым течением, и между двух каменных вертикальных пальцев проскользнула в тихую бухту. Волны выгрызли тут кусочек берега, сложенного мягкой породой, и улеглись у гранитов и базальтов синей лагуной. С моря её не было видно. К языку чистого пляжа с серо-белой рыбацкой лодкой спускались широкие каменные ступени, с обеих сторон поросшие пиниями. На склоне выше виднелось несколько олив. Олеандровые деревья, бугенвилии и жасмин, растущие рядом, заставляли предположить, что где-то рядом должно быть жильё. Но дома с моря также нельзя было увидеть, как и тихой лагуны. И когда яхта мягко врезалась в берег, пассажирки не подняли головы, чтобы взглянуть на жилище. Знали они о его существование вообще?

Перед домиком из дикого камня в тени агавы примостился парень на деревянной лавке перед таким же самодельным столом. У его ног стояли два ведёрка с… «показалось? Нет, вот ещё. И опять… забрёл, видно, кто-то. Значит надо исчезнуть.»

Парень осторожно выглянул из зарослей, глянул вниз и оценил обстановку. Потом убрал рыбу, сбегал к ручью ополоснуть руки и скрылся в доме. Затем он поднялся в мансарду, опустил там жёлтую штору и пристроил в открытую фортку цейсовскую подзорную трубу.

А пассажирки чувствовали себя вполне вольготно. Они расположились на берегу, раскинули тент и вынесли сумки с вещами. За широкими соломенными шляпами лиц было не рассмотреть. Обе были одеты в шорты и майки и, похоже, приехали не для купания. На подставке появились колбы, пробирки и чашки Петри. За ними последовала морилка, прибор для измерения удельного веса и солёности воды… вот они ещё повозились, и решили передохнуть.

«Чудеса. А что же я слышал? Может, радио? — наблюдатель отвлёкся. Огромный шмель зажужжал ему в самое ухо и нахально уселся на стекло окуляра. — Стой, вот опять. Да это кларнет! Интересно, честное слово. Любительское переложение, но ни одной фальшивой ноты. Я вижу сейчас, кстати, только одну поменьше. А где вторая?»»

Кларнет замолчал и снова начал играть.

«Ах, что б мне пропасть, если это не Телониус Монк!