большего. Раздавить, унизить, опозорить! Взыскать всё! За все потерянные деньги! О да, я знаю, что буду делать…

— А знаешь что, красавица? — я улыбнулся и, видимо что-то нехорошее промелькнуло во взгляде, потому как сектантка заметно сжалась, — мы с тобой пойдём другим путём.

Срезав верёвки на ногах пленницы, я поднялся, обходя стул вокруг. Монолитовка настороженно следила за мной, пока я не зашёл ей за спину. Разрезав верёвки на руках, заставил ей подняться, потянув за шиворот. Отошёл от неё на несколько шагов, оценивающе оглядывая и постукивая лезвием ножа по своему бедру. Вроде ничего так, мордашка вполне симпатичная, да и фигурка, даже под комбинезоном видно, ладная. И у меня месяц уже секса не было! Траур я по Калинке эдакий держал… Пойманная девка коротко мазнула взглядом по дверному проёму в коридор. Там, стуча когтями по полу, бродил без дела Саян. Бежать было бессмысленно.

— Снимай куртку, — холодно бросил я. Помешкав несколько секунд, девушка расстегнул молнию на куртке. Кривясь от боли, с трудом освободила правую руку от верхней одежды. Плечо чёрной футболки насквозь пропиталось кровью. Попало и на грудь.

— Спускай штаны с трусами, — самодовольно выдал я, кивнул на диван, — и на диван становись раком. Буду иметь тебя за сожжённые документы!

С потрясённого лица фанатички сошли все краски. Она коротко отступила назад, зажимая кровоточащее плечо. Усмехнувшись такой реакции, я добавил с издёвкой:

— Ну или Саян тебя оприходует! Или я, или он. Только два вариант! Ну? Сая-а-а-ан!

— Нет! — тело напуганной девушки крупно содрогнулось. Опустив взгляд и, тяжело вдохнув, она обречённо произнесла, — лучше ты…

— Прекрасно, чо! — я убрал ножик из виду, — оба получим удовольствие! Ну, по крайней мере, я точно.

Пока девушка с неохотой снимала одежду с нижней части тела, я полез в свой рюкзак. Вытащив из него аптечку, отыскал в ней пачку презервативов и вытянул один. Ни на что не рассчитывал, просто забыл про них. Затолкав обратно аптечку, повернулся к фанатичке. Та уже стояла на коленях, положив руки на подлокотник дивана, послушно оттопырив голый зад. Я злорадно оскалился такой покорности. Подойдя ближе, сам снял куртку для удобства и принялся расстёгивать ремень на штанах, оценивая заманчивый вид пленницы. Бледная, чистая кожа на округлых притягательных ягодицах. Похотливый голод разлился по моему телу, скопился жаром в паху. У меня было много женщин кроме Калины. И официантка Ксюша из бара «Радиант» у Периметра, и Оксана, сослуживица из Синдиката, и парочка мимолётных встреч с простыми девушками не из Зоны. И со всеми я старался быть нежен, аккуратен, прислушивался к их ощущениям. С этой же сукой из «Монолита» я буду действовать так, как хочу! Оторвусь по полной!

— Не трясись ты так, я у тебя, наверняка не первый, — буднично произнёс я, оглаживая доступное тело, — уверен, тебя твои братики по кругу пускали.

Фанатичка тихо ойкнула, когда я звонко шлёпнул её по ягодицам. Прекрасный звук! Спустив свои штаны вместе с бельём, я надорвал зубами блестящую синюю упаковку презерватива. Плотоядно улыбаясь в предвкушении удовольствия, натянул полупрозрачную резину на твёрдый орган.

— Ну чо, поехали? — Не щадя девушку, я навалился сверху, врываясь в неё. Она заорала в голос, дёрнулась, попытавшись вырваться. Схватив ей за шею сзади, впечатал лбом в подлокотник. Придерживая другой рукой девушку под живот, сам проталкивался глубже. Губы мелко дрожали в довольной нервной улыбке.

— Хорошо как… — я судорожно выдохнул, осторожно отпустив шею сектантки. Та не шевелился, часто мелко вздрагивала, вместе с негромкими всхлипываниями. Хлопнув ей по заду, я проворчал с недовольством, — чё ты носом хлюпаешь? Расслабь или больно будет!

Несмотря на ворчание, мне доставляло удовольствие видеть всеобщего врага Зоны в подобном унизительном положении. Выйдя до середины из монолитовки, я несильно толкнулся вперед, вызвав снова болезненный вскрик и дрожь судорог. Плевать на её ощущения, самому мне было довольно неплохо! С убыстряющимися толчками старый диван скрипел громче, вместе с усиливающимися всхлипами и скулежом сектантки. Дышать становилось труднее, словно в груди что-то мешало. Выглянувший из-за косяка Саян, с поднятыми в удивлении ушами торчком, уставился не мигая на эту срамоту. Раз пять он заставал меня за развратом с девками, и больше с Калиной, и каждый раз «свободная» шумела на пса, чтобы он убирался куда подальше. А овчарка смотрела на меня как бы с недовольством, мол, не стыдно тебе с бабой при мне кувыркаться? Но сейчас Саян был удивлён. В его умных глазах словно читался вопрос: «Ты что делаешь? Почему с ней? А как же Калина?».

— Саян! А ну выйди! – я остановился, яростно отмахнулся, пытаясь выгнать пса. От вида мохнатой морды в дверном проёме, появлялось чувство стыда, возбуждение начинало спадать. К счастью собака поняла моё недовольство и, негромко рыкнув, скрылась из виду. А монолитавка снова слишком громко вскрикнула при новом сильном толчке.

— Да не ори ты так! — укоризненно обратился я к ней, пытаясь вернуться в сбитый темп, — скажи спасибо, что я тебе в жопу арматуру не вставил за документы!

— Спаси-и-ибо-о-о… — скорбно простонали подо мной, что я даже замер. Ну… понятливая! Даже как-то жалко стало эту недотёпу и снова возбуждение начало падать. При новом толчке даже приятные ощущения пропали. Отлично! Испортили весь настрой! Сначала с деньгами наебали, а теперь поебаться не дали! Ну что за день такой?!

— Твою-то мать… — зло сквозь зубы проговорил я, пригладив пальцами усы. Выйдя из фанатички я, с раздраженным рычанием сквозь зубы, сел на диван. Взгляд опустился между своих ног, и я заметил красный смазанный след на внешней стороне презерватива. Нахмурившись, повернулся к девушке. Та ещё сидела с приподнятым задом, и её тело крупно трясло. Кровавое пятно на правом плече казалось теперь больше. По ляжка стекали кровавые капли. На диване, между собой и притихшей девушкой, я заметил тёмные, совсем свежие крупные следы. Стало резко холодно и неприятно. По отношению к себе. Она была девственницей…

Всхлипывая, фанатичка смог сползти ниже, перевернуться на бок и, поджав голые ноги, уставится перед собой расширенными в потрясении глазами. И при этом пугающе пустыми. Губы с размазанной кровью после удара кулаком еле шевелились. Она что-то шептала сам себе. Прислушавшись, я услышал лишь одно слово —