— Они не… причинили тебе вреда?

— Нет. Не в этом смысле. — Она вдруг зевнула. Глаза ее были закрыты, но уже не от страха. У нее просто не было сил поднять веки. Она пыталась очнуться, ей надо было задать ему столько вопросов, самых простых и важных вопросов.

Кто он?

Куда они едут?

«Я, наверное, сошла с ума», — подумала она, подавляя очередной зевок. Тело странно онемело, даже рука, которой она врезала тому страшному мужику, больше не болела. Ей казалось, что она летит куда-то, но было совсем не страшно, ее удерживала чья-то надежная рука…

— Это шок.

Зейн никак не мог прогнать из памяти картину: полуобнаженная женщина с копной золотых волос среди толпы огромных грязных тварей. Он тогда не удержался, вскочил в седло и ринулся на них. Это был крайне странный и необычный поступок для него — человека, который так уважал в себе способность в любых обстоятельствах сохранять холодный рассудок.

— Нет у меня никакого шока, — сонно возразила Эбби.

Он опустил глаза, но буйные рыжие волосы скрывали от него лицо девушки, он видел только часть щеки и подбородок. Изящный, но твердый подбородок. Нужно быть очень твердой, чтобы так защищать себя — кинуться с кулаками на мерзавца, который вдвое тебя больше. Это было глупо, да, но это было и очень смело.

— Опасность миновала, уровень адреналина в крови упал.

«Будто сейчас я в безопасности», — горько хмыкнув, подумала Эбби.

— Вы плачете или смеетесь?

— Смеюсь. Могу заплакать, если хотите, — ответила она слабым голосом. И потом вдруг добавила: — Мне нехорошо.

— Это не имеет значения, — отрезал Зейн.

Ответ прозвучал грубо, но они не могли сейчас остановиться ни на секунду. Это было небезопасно.

К счастью для них обоих, тошнота отступила, но усталость взяла свое, и, несмотря на все свои старания, Эбби все-таки уснула.

Зейн прижал крепче ее мягкое, безвольное тело и прокрутил в голове события последнего часа. Он скакал во весь опор. Он отдал бесценный изумруд, веками передававшийся в его семье из поколения в поколение. Он отбил у разбойников женщину, которая спала теперь в его объятиях.

Он оглянулся на восток. Далекая цепочка огней означала, что за ними все-таки гонятся. Но это не важно. У них была большая фора, а если он свернет в оазис, их точно не найдут.

Опасность миновала.

Тогда почему ему так тревожно?

— Надо размять ноги.

Эбби не хотелось просыпаться, и она не ответила. Но то большое и теплое, уткнувшись во что она спала, вдруг куда-то исчезло. Пришлось просыпаться. Эбби с трудом разлепила веки. Земля была где-то далеко внизу, а лошадь, на которой Эбби сидела, нервно фыркала.

Она что, действительно уснула?!

Эбби встряхнулась и тут же почувствовала, что падает, поэтому ухватилась за первое, что подвернулось, — за лошадиную гриву. Восстановив равновесие, она откинула от лица волосы, из-за которых ничего не видела… И тут же захотела спрятаться в них снова — так смутил ее взгляд мужчины, который наблюдал за ней, скрестив руки на груди. Пыльные сапоги, белая арабская одежда с золотой вышивкой по краю, удивительно симметричное точеное лицо, казавшееся еще более смуглым в складках белой куфии[1], чувственный рот… Он был так красив, что у Эбби дыхание перехватило, а в животе запорхали бабочки. Тут она поняла, что неприкрыто разглядывает незнакомца и, еще сильнее смутившись, отвела глаза.

— Я бы предпочла не задерживаться, — сказала она.

— Вот как?

Его тон заставил ее вспыхнуть.

— Я просто имела в виду… Я была не одна, когда…

Она запнулась, так живо встала в ее памяти картина похищения. Комок холодного ужаса с нова заворочался у нее в груди, но она договорила:

— Когда на меня напали.

Мужчина по-прежнему молча смотрел на нее.

— Со мной были еще люди, наша группа. У нас сломалась машина.

Незнакомец и бровью не повел. Неужели он не понимает, что ее друзья тоже в опасности? Эбби почти кричала:

— Мы должны, как можно скорее…

— Это же взрослые мужчины, сами о себе позаботятся, — небрежно оборвал ее незнакомец.

В голове у Эбби все перемешалось: негодование, раскаяние, но прежде всего — облегчение.

— Вы их видели? — нетерпеливо спросила она.

Он молча кивнул.

— С ними все в порядке? Они живы? Они целы? Они починили машину?

— Нет, но они смогут переждать в ней ночь.

— Вы что, никому о них не сообщили?!

— У меня нашлись дела поважнее, если вы помните, — насмешливо ответил смуглый красавец.

Эбби прикусила язык.

— Да. Простите. Я очень вам благодарна. Но я просто волнуюсь за своих друзей.

— За друзей или за друга?

— Они мои коллеги! Я — модель, это моя съемочная группа. И я за них волнуюсь. Поэтому, если вы, конечно, не возражаете, я хотела бы отправиться туда и узнать, что с ними.

— О, я не возражаю. — Незнакомец слегка отступил и широким плавным жестом обвел безбрежные пески, расстилавшиеся вокруг. — Милости прошу!

Эбби беспомощно смотрела на пустыню. На востоке уже появилась темно-красная полоса восхода, но Зейн понимал, что она видит только огромную, бесконечную пустоту. А для него пустыня была живой, разнообразной, населенной множеством существ, которые сейчас спешили спрятаться от жары наступающего дня.

— В какую сторону пойдем?

От растерянности Эбби вспылила:

— Я понимаю, на что вы намекаете! Что мне лучше заткнуться и делать, что скажут, потому что вы лучше знаете, как лучше!

— Я даже не намекаю. Это моя пустыня. И я знаю ее, — невозмутимо парировал он. — Слезайте.

— А где мы? — не сдавалась Эбби.

Черт знает где. Она ясно видела это в свете занимавшегося дня. Редкие пучки какой-то травы, несколько одиноких деревьев. И бесконечные безжизненные пески, окрашенные зарей в зловещий красный цвет.

Он никогда не видел кожи такой нежной… прозрачной… чистой… гладкой… белой…

Зейн встряхнул головой и остановил этот поток эпитетов.

Вчера ее красота сослужила ей дурную службу, но такое бывает, если сводишь мужчин с ума одним своим присутствием.

Он опустил глаза, чтобы не видеть ее нежного личика, но тут же увидел ее длинные стройные ноги.

«Надо же, — с усталой горечью подумал Зейн. — Сердце мертвое, а тело все еще хочет жить, тянется… И нет сил спорить с ним».