Дан остаётся серьёзным.

— Разберёмся.

На улицу мы с Даном выходим, держась за руки. Я жмурюсь от порыва ветра, обдающего лицо прохладой, и расплываюсь в тысячной за вечер улыбке. Как же хорошо! Всё хорошо: этот вечер, Дан, погода, — не жаркая и не холодная, — город, в котором я живу, влюблённые Карим и Василина. 

— Здорово, да? — говорю я, глядя на Дана. 

— Что здорово? — переспрашивает он. 

— Всё.

Склонив голову, он смотрит на меня с новым интересом и спустя паузу кивает. Абсолютно искренне, как мне кажется.

— Да. Очень здорово. 

Продолжить диалог не удаётся, потому что у обочины дороги останавливается длинный чёрный седан.

— Это наше, — поясняет Дан и, сжав мою ладонь, тянет  к машине. 

Интересно, что думают все эти люди, стоящие возле входа в клуб и смотрящие на нас? Что мы парень и девушка? Ведь что ещё можно подумать, когда видишь двоих, держащихся за руки? Я бы, к примеру, решила именно так и ошиблась, потому что мы с ним едва друг друга знаем. Но всё равно Дан мне очень нравится. Сейчас он ощущается понятным и близким. И вовсе не таким неприступным, каким выглядел на журнальных фотографиях.

— Красавицы вперёд, — произносит он, придержав для меня заднюю дверь такси. 

Красавица. А почему я, собственно, решила, что некрасивая? Мне ведь уже не четырнадцать и даже не семнадцать. Я повзрослела и наверняка изменилась. Если бы была некрасивой, разве такой, как Дан, взглянул бы на меня? Наверное, этот вечер обязан был случиться, чтобы стать переломной точкой, после которой изменится вся моя жизнь.

— Спасибо. — Я с улыбкой пробираюсь на задний диван и, поймав взгляд водителя, здороваюсь.

Дан опускается рядом и непринуждённо закидывает руку мне на плечо, окуная в волны своего запаха. 

— Мне нравится, как ты пахнешь, — незамедлительно признаюсь я. — И это не только из-за туалетной воды. Кажется, это какое-то особое сочетание парфюмерных эссенций с твоей кожей.

Его улыбка в полумраке выглядит как фотовспышка, пальцы гладят моё плечо.

— Впервые на моей памяти девушка так щедра на комплименты. 

— Это всё коктейль. Поэтому я говорю то, что приходит в голову. Кстати, ты когда-нибудь задумывался, как много людей могли бы стать счастливее, если бы окружающие не скупились на комплименты? Просто представь: еду я в лифте и вижу, что у девушки напротив красиво уложены волосы. Так, как я сама себе в жизни не уложу, потому что не умею и не успеваю. И я ей об этом говорю. Что она почувствует? Возможно, сочтёт меня сумасшедшей или даже задумается о моей ориентации, но в итоге ей всё равно станет приятно! Она придёт на работу в отличном настроении и вполне вероятно, захочет сделать кофе коллеге, просто чтобы его порадовать. И так по кругу. Очень жаль, что мы боимся говорить комплименты. Так мир стал бы гораздо лучше, а люди счастливее.

— Да ты ещё и филантроп, — усмехается Дан и после короткой паузы добавляет: — У тебя очень красивые глаза, которые прямо сейчас меня ослепляют. Сгодится? Это мой посильный вклад в счастливое человечество. 

— Годится, — улыбаюсь я и, спохватившись, обращаюсь к водителю: — Я же адрес не назвала! Гашека, пятьдесят пять!

Водитель вопросительно смотрит на Дана в зеркале заднего вида, и после короткой заминки тот ему кивает со словами «Поезжай туда».

— Так почему ты решил вернуться? — спрашиваю я, удобно устроившись затылком на сгибе локтя Дана. — Надоели яхты?

— Вроде того. Решил, что родной город сам подкинет мне идей. 

— И как? Подкинул?

Дан поворачивается ко мне голову, щурится.

— Одну — точно да. 

Он не отрывает от меня взгляд, продолжая смотреть в глаза, и я тоже не отрываю. От этого момент становится напряжённым, многозначительным, а сердце проваливается вниз, разнося усиленную пульсацию по животу и бёдрам. 

— Когда ты так смотришь, у меня лицо начинает гореть, — шепчу я, кусая губу в попытке притупить растущее ожидание.

— Это радует, — негромко отвечает Дан.

Его дыхание становится ближе, подбородка касается шершавость щетины. Глаза сами собой закрываются, а кровь, прилившая к щекам, взмывает к корням волос. Его губы горячие, требовательные, не оставляющие не единой возможности отказать или увернуться. Но я и не хочу. Мне так нравится его запах: наверное, это то, что принято называть афродизиаком. Хочется ощущать всё больше и больше… Даже попробовать языком. 

Поцелуй неторопливый, влажный и глубокий, и в первые секунды всё, что я могу, — это просто замереть и чувствовать. До этого момента в своей жизни я целовалась лишь однажды — тоже в клубе, правда с барменом, и, к сожалению или к счастью, ничего об этом не помню (Василина мне потом фотографию показала). Но догадываюсь, тот поцелуй ни в какое сравнение не идёт с происходящим прямо сейчас. Низ живота наливается тяжестью, дыхание сбивается, становится поверхностным и прерывистым, а руки выходят из-под контроля, требуя трогать, гладить, ощущать. 

Поцелуй — это тоже танец. Если нет опыта, то лучше довериться интуиции и позволять телу себя вести. Подавшись к Дану грудью (потому что именно так сейчас  хочется), я обнимаю его шею и легонько толкаюсь навстречу языком. Всего одно движение, но оно усиливает напряжение между нами до критического. Дан прижимает меня сильнее и коротким рывком усаживает к себе на колени. От гула кипящей крови и новых ощущений закладывает уши. Пусть опыта у меня нет, но по анатомии была твёрдая пятёрка. Исключено, что я сижу на его айфоне. 

Даже голова идёт кругом. Это же всё я… Я это сделала с мужчиной простым поцелуем.

— Ты откуда такая, а? — Оттянув мою  голову, Дан заставляет на себя посмотреть.

Машинально облизав губы, я с улыбкой пожимаю плечами. Понятия не имею, что он имеет в виду, но, по-моему, что-то приятное.

Дан целует меня снова. Я понемногу осваиваюсь в нашем интимном взаимодействии, сама того не замечая, начинаю ёрзать бёдрами. Поцелуй — это тот же танец. В нём участвуют все части тела. И Дан тоже это знает, потому что его ладони скользят по моей спине, сжимают и отпускают бёдра, перемещаются на талию и снова опускаются вниз. Головокружительный вечер. Наверное, должно быть стыдно перед водителем, но, к счастью, я сижу к нему спиной. 

— Поедешь ко мне? — хрипло шепчет Дан, поднимая глаза на меня. — Завтра утром верну тебя домой в целости и невредимости.

Глотнув воздух, мотаю головой. Я бы, наверное, хотела, но разве я могу? В смысле вот так… Сразу? 

— Почему? 

Я жмурюсь, потому что его щетина как-то по-особенному приятно трётся о мою шею, с ног до головы покрывая мурашками. И голос. Его голос звучит абсолютно завораживающе. 

— Я нравлюсь тебе, ты нравишься мне. Это будет настоящая симфония.