Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он самый. Опыт работы в общепите явно не проходит для тебя даром.
— Да я на шару это спросила, — отмахивается Вася, плюхаясь на противоположный стул. — Ты же обожаешь готовить что-то пахучее.
Выхватив из вазочки двухнедельный сухарик, она впивается в меня взглядом, будто намереваясь высосать воспоминания, как вампир в небезызвестной фэнтезийной саге.
— Что? — смущённо смеюсь я, переводя глаза на стоящую передо мной кружку. — Нечего рассказывать.
— Что значит нечего?! — Василина так резко подаётся вперёд, словно собирается вцепиться мне в горло. — Это был самый профессиональный флирт из всех мной увиденных, и после этого — ничего? В смысле... Совсем ничего?!
— Мы поцеловались в машине, — признаюсь я, борясь с желанием вскинуть руки в пораженческом «сдаюсь!». — Дан хотел подняться на кофе, но я отказала.
Лицо Васи просветляется, становясь почти благодушным, что вызывает во мне всплеск облегчения. Она тоже бывает жутко настойчивой, только, в отличие от Дана, от неё мне спрятаться негде.
— Это уже другое дело. А у вице-президента-яхтсмена своей хатки не нашлось? Чего это он к нам просился? Или у него дома трусы нестираные на полу валяются?
— А ты его ни с кем не путаешь? — уточняю я ещё до того, как успеваю подумать, и испуганно глазею на Василину: не обидела ли её моя резкая шутка?
Вася удивлённо вскидывает брови, а уже в следующую секунду громко хохочет.
— Нет, ты посмотри! Вчера красавчика заарканила, сегодня надо мной шутит! В правильном направлении движешься, Танюша! Будем считать, что проживание со мной наконец стало приносить плоды.
Ну как же хорошо, что Василина такая не обидчивая! Сама острая на язык и на других за остроты не обижается.
— На самом деле Дан меня сначала к себе позвал, но я сразу отказалась.
— М-м-м, — многозначительно тянет Василина, постукивая себя пальцем по верхней губе. — Звал, значит? Это хороший знак. А теперь скажи-ка, почему ты отказалась?
Мне становится неуютно, и глаза сами начинают посматривать на дверь. Смешанное чувство. Вроде и хочется обсудить минувший вечер, чтобы вновь напитаться тем головокружительным триумфом, но параллельно не покидает мысль, что я не имею на это право. Произошедшее было не более чем удачным стечением обстоятельств, и всерьёз обсуждать это — всё равно, что обманывать себя и окружающих. Громов ведь обратил внимание не на меня, а на моё искусственно созданное альтер-эго. Макияж, локоны, которые я вряд ли когда-то смогу накрутить себе сама, короткое платье и безбашенность, вызванная приёмом алкоголя — вот что его привлекло. Он меня даже не узнал, а значит, и обсуждать тут, собственно, нечего. Одной удачной вылазки недостаточно, чтобы вступить в клуб, где женщины охотно делятся своими победами.
— Ты же знаешь, что это не для меня. Не та ситуация. Во-первых, не так я представляла свой первый раз, а во-вторых, это было бы нечестно по отношению к Дану. Он рассчитывал на симфонию, а я в лучшем случае звучу как песенка от малолетнего тиктокера, где с первых аккордов молишь об окончании.
— Зачем ты так про себя, Тань? — хмурится Василина.
— Потому что у меня нет опыта! — неожиданно даже для себя отрезаю я, вскакивая из-за стола. — Такому, как Громов, подобный подарок и бесплатно не дался. Я весело провела время, но вечер пятницы закончился, и я снова стала собой. Умной, чуточку занудной и не слишком интересной противоположному полу.
Я подхожу к плите и машинально поднимаю крышку кастрюли. Несколько секунд разглядываю кипящий бульон, а затем хватаюсь за тряпку, начиная протирать и без того чистую столешницу. Щёки горят, а к горлу подступил влажный ком. Пожалуйста, пусть Василине кто-нибудь позвонит и она перестанет меня допрашивать.
— Твоей маме иногда хочется пендаля дать, уж прости меня за такое неуважение к старшим, — возмущённо верещит она из-за моей спины. — Просто мне за тебя очень обидно. Что ты такая классная, но совсем себя не ценишь.
— Я ценю. Например, когда меня попросили заменить Римму Радиковну на период её отпуска, сама подошла к генеральному и уточнила по поводу оплаты. В итоге в этом месяце получу зарплату в полтора раза больше.
— Работа есть работа, а я говорю о том, что ты совершенно не ценишь себя как женщину. На Исхакова всю жизнь толпы смазливых мажорок засматривались — и что мне теперь? Нужно было поискать кого-то пострашнее? Среди них наверняка нашлась бы та, что красивее меня и в постели способна гнуться как жвачка. Но разве смысл отношений состоит в том, чтобы подобрать идеальный образец? Ты — это ты, и второй такой нет. Как слюнявый щенок этот Громов бегал именно за тобой, а не за кем-то ещё.
— Это было удачное стечение обстоятельств. — Столешница начинает подозрительно нагреваться, поэтому мне приходится отложить тряпку и повернуться. — Он искал кого-то на ночь, а тут подвернулась та, что громко смеялась и выглядела доступной. И ещё это платье…
— А ну-ка! — грозно рявкает Василина, заставляя меня вздрогнуть. — Оно моё любимое, так что поосторожнее с выражениями.
— В общем, ты меня поняла, — заключаю я.
— Да, поняла. Поняла, что лет через пять ты станешь жутко злой по известной причине и в квартире будет паршиво пахнуть, потому что, скорее всего, обзаведёшься кошками. Я понятия не имею, что должно произойти, чтобы ты дала себе и мужчине шанс. Судя по всему, этот Дан разве что трусами перед твоим носом не махал, но ты продолжаешь утверждать, что ни при чём и он сделал это случайно.
Раздражённо вздохнув, Василина с оглушительным хрустом откусывает сухарик и начинает жевать. Я по инерции ёжусь. Моя мама за такое небрежное отношение к зубной эмали целую лекцию бы прочла.
— Такие мы всё-таки разные, Тань. Я себя за каждую ерунду хвалю, если ты заметила. А ты наоборот: даже когда для похвалы есть веский повод, делаешь вид, будто это полная ерунда.
Тут я не могу не заулыбаться. Это действительно так.
— Это потому, что мне с детства внушали: хороший человек обязан быть скромным и не выпячивать свои заслуги.
— А я, по-твоему, плохой человек?
— Конечно, нет. Ты очень хорошая.
— Правильно, — удовлетворённо хмыкает Василина. — И о чём это говорит? Снова правильно! В детстве тебе внушили чушь.
Не зная, что ответить, я снова поворачиваюсь к плите. Скорее всего, она права, но как же сложно просто взять и отказаться от того, во что верил столько лет! Всякий раз, как я пытаюсь выйти за границы привычного поведения, тихий голосок внутри упрямо шепчет, что это неправильно. И так во всём. Я чувствую вину даже за то, что из-за жуткой занятости на работе у меня нет времени на уборку, хотя на деле ничего страшного в немытых полах нет.
— Я хотела тебя кое о чём попросить, — наконец выдавливаю я после затянувшегося молчания.
— Проси, — великодушно разрешает Василина. — Всё что угодно для моей зажигательной подружки, поставившей на колени вице-кого-то-там.