как два заговорщика, задумавших шалость. Они понимали друг друга, и им было весело вместе. С какой нежностью и любовью смотрела молодая мать на своего сына, что я подумал: «Этого не может быть». Я готов был расплакаться или подбежать и обнять обоих. Я никогда не был так рад, наверно, ни одной встрече в своей жизни. Как безумец, я сорвался с места и побежал к ним, размахивая руками и задыхаясь от волнения. Но за десяток шагов меня что-то резко остановило. Как будто я врезался в прочное стекло, отгородившее меня от них. Я стоял, обескураженный, потерявший прежнюю решимость. Я попробовал заговорить. Кажется, поинтересовался, который час. Они не обратили на меня внимания, они не услышали меня. Будто нас действительно разделяло стекло. Я постоял какое-то время в недоумении, надеясь, что, может быть, женщина обернется или малыш остановит на мне взгляд. Но этого не произошло. Я побрел прочь. Противоречивые чувства громоздились в моей душе. Я был рад, что в Нью-Йорке жизнь продолжается, как и прежде, будто ничего не произошло, будто не было вчерашнего кошмара и манхеттонской разрухи. Но в то же время в душе поселилась маленькая, но острая заноза.

Я слонялся по городу, совершенно не представляя, как мне теперь быть. Куда теперь идти, что делать. Пока не наткнулся на полицейский участок. Там я заявил дежурному офицеру, что со мной случилась беда, что я потерял близких, свой дом и работу. Я попросил помощи. Но странное дело — он будто тоже меня не заметил. Он смотрел сквозь меня, как будто не видел, не слышал, как будто меня и не было вовсе. Ко мне подкралась ужасная догадка, от которой я вмиг покрылся холодным потом, и моя спина стала липкой, как жабья кожа. А что, если я умер? Вместе с остальными. Что, если меня и правда не существует?

В отчаянье я выбежал под жаркие лучи солнца. Как может быть? Как это может быть? Я метался по проезжей части, совсем обезумев, выкрикивая отдельные фразы и какие-то слова, я не мог понять: почему я чувствую, как солнце жжет кожу, как взмокла рубашка, как осколки разбитых бутылок больно впиваются в босые пятки, но почему, почему никто не воспринимает моего присутствия? Что же действительно произошло со мной? Обхватив голову руками, я опустился на обочину дороги. Хватит паниковать, сказал я себе. Нужно подумать о том, как быть дальше. И тут мой взгляд упал на вывеску обувного магазина по ту сторону дороги. Как известно, за счастьем далеко ходить не надо.

По салону магазина бегали консультанты, предлагая наперебой двум дамам туфли разнообразных фасонов. Я прошел в отдел мужской обуви. Там никого не было, кроме меня. Мое внимание привлекли яркие большие кроссовки, я никогда не носил таких. Я снял пару с полки и примерил. Удивительно, они сидели на моих ногах, как влитые! Никогда еще обувь не казалась мне такой удобной. Однако по объективным причинам платить за них мне было нечем. Тогда я просто вышел, не расплатившись, ведь на меня все равно никто не обращал внимания. До того момента. Стоило мне перешагнуть порог бутика, как в нем сразу обнаружилась пропажа, кто-то уже позвонил в полицию, и она не заставила себя долго ждать. Просто невероятно. За мной погнались. Первыми побежали охранники магазина, затем к ним присоединились полицейские и просто желающие помочь бездельники. Я никого не убил, я не совершил вооруженного нападения. Я не оплатил товар в кассе. И теперь меня преследовало полгорода. Мне удалось укрыться в высотном здании. Я не забежал туда, нет, я спокойно прошел по холлу и вызвал лифт. Когда я уже поднимался на последний этаж, ворвавшиеся полицейские спрашивали у охраны:

— Здесь не появлялся грабитель?

— Какой еще грабитель? — Отвечали насупившиеся мужчины в форме. — Это уважаемый бизнес-центр.

А я тем временем сидел на крыше и думал. Удивительная страна — Америка: когда рушат половину города, никто ничего не замечает, а стоит совершить небольшое нарушение ее достопочтенного закона, как за тобой начинают бегать с автоматами и натравлять собак по твоему следу.

Когда на улицах вновь воцарился привычный городской гомон, я ушел с крыши. Нужно было куда-то идти. Но речи о том, чтобы вернуться к развалинам Манхеттена, и быть не могло, несмотря на то, что сидя на крыше, я видел нескончаемый поток автомобилей в сторону Бруклинского моста. Пусть там их ожидало все то, к чему они давно привыкли. Но для меня все теперь было по-другому. Пусть это фикция, игра воображения, но я был даже рад, что теперь никогда не вернусь к надоевшей работе, к четырем стенам офиса, затем дома, затем опять офиса, к футбольным матчам, нескончаемым счетам в почтовом ящике, круговороту будней, никогда не кончавшихся забот и каких-то дел, вряд ли кому-то нужных, даже мне самому.

Я зашел в парк и присел на скамейку. Не знаю, сколько я так просидел. Я не считал времени. Ко мне подсел бездомный. Он ел самодельный бутерброд из багета с капустными листьями. Из-под грязной клетчатой кепки торчали длинные нечесаные волосы. Хлебные крошки падали на его всклокоченную бороду, он не стряхивал их. Я хотел заговорить с ним, но потом осекся. Скорее всего, он тоже не станет беседовать со мной, как и все остальные. Мы сидели молча какое-то время. Бедняк разглядывал мое хмурое лицо, а затем широко улыбнулся и предложил мне поесть. Я согласился. Мы разделили с ним багет, а затем он встал и пошел вдоль по аллее. Я долго смотрел ему вслед и ни о чем не думал. Просто глядел, как он бодро шагал, наверняка также ни о чем не думая. Сверху под ноги ему опустился желтый лист. И тогда я понял простую вещь. Приближается осень.

16. 04. 08

Миг, который никогда не вернется

Какой-то озорник ворвался в мастерскую небесного художника и, расшалившись, опрокинул палитру. И теперь, остановившись на минуту в нерешительности, он с удивлением и восторгом наблюдает, как по небу растекаются краски. Сиреневый, розовый, голубой, нежных-нежных оттенков — по всей лазурной глади холста… Особенно ярким пятном выделяется оранжевая полоса с острым углом. Она идет поперек остальным и втыкается прямо в солнце. Этот сверкающий огнем кинжал бьет светило в сердце, впивается в его кровоточащую рану. И направление отступления поверженного солнца можно легко заметить по оставшимся на небе кровавым следам.

Солнце заходит.

Оно тонет в теплых оттенках красного, оранжевого, розового… Кажется, что кто-то