— Как смеет он, низкое отродье, собака раба, так богато наряжаться, чтобы его приняли за римского командира? — допытывался он, снова поднимая хлыст, в то время как несчастный съежился.

Нумидиец застыл в замешательстве, поскольку знал римский кодекс; никто не осмелился бы ударить военачальника Латинской республики, как это только что сделал Лелий. Раболепная поза «раба» была особенно убедительной, и затем он поспешил удалиться прочь, пока Лелий извинялся перед нумидийцем за потерю самообладания.

В своем долгом и изнурительном противостоянии Ганнибалу, Сципион Африканский подвергся серьезнейшему испытанию, которое может выпасть полководцу, преданному своей родине. Карфагенский военный гений был неумолимо нацелен на ослабление и разрушение Рима, дабы не дать не менее непримиримым римским политикам и дельцам выжить и окрепнуть настолько, — что им в конечном итоге и удалось, — чтобы уничтожить Карфаген. Одержав победу в решающей битве при Заме, Сципион проявил редкое сочетание гибкости ума и дальновидности и фактически изменил свою тактику в самый разгар сражения. Он изобрел два способа справиться с натиском ударных войск Ганнибала, с чьей грубой силой в виде восьмидесяти пяти тяжело бронированных карфагенских боевых слонов ему предстояло столкнуться. Сципион не мог расстрелять гусеничные траки или воспламенять бензиновые баки этих неуклюжих древних танков, но он мог действовать на их коллективную нервную систему. Для этого он собрал всех трубачей и горнистов своего лагеря в одно подразделение, которое встретило приближающихся слонов Ганнибала оглушительной какофонией. Резкий шум моментально спас положение легионов. В ужасе слоны вышли из-под контроля, вплетая вторую импровизацию Сципиона в ткань этой знаменитой битвы. Римский главнокомандующий выстроил свои войска у Замы таким образом, чтобы они предстали перед наступающим противником скорее разорванным фронтом, чем обычными сомкнутыми рядами. И пока римляне в шеренгах ожидали удара, обезумевшим слонам были открыты пути отхода — новое построение Сципиона ускорило их паническое бегство с поля боя.

Сципион был не только блестящим военным стратегом, но и невероятно великодушным и благородным человеком по сравнению с любым высокопоставленным римлянином своего времени. Когда его младшего брата Луция послали командовать первой римской армией для вторжения в Азию, Сципион Африканский настоял на том, чтобы быть у него под началом. Однако именно его опыт и дальновидность привели к триумфальному завершению борьбы с Антиохом III, с царем Селевкидов и Ганнибалом, бежавшим из Карфагена после Второй Пунической войны и вынужденным искать убежища в Малой Азии. Братьям в этой кампании, по-видимому, помогал необычайно эффективный разведывательный корпус, и благодаря быстрой системе связи они были своевременно предупреждены о начале подготовки Ганнибалом и Антиохом внезапного наступления. Немедленная перегруппировка сил Луция Сципиона привела к сокрушительной победе при Магнесии в Лидии над «огромной смешанной армией» под командованием Антиоха.

Римский Сенат, этакий «клуб тори» из алчных неблагодарных людей, нашел в триумфе Луция Сципиона в Малой Азии нечто неблаговидное. После некоторых размышлений было решено разорить младшего брата Сципиона Африканского, прежде чем успех ударит Луцию в голову, и поэтому его обвинили в незаконном присвоении дани, которую он потребовал от Антиоха, когда этот разочарованный в своих иллюзиях представитель династии запросил мира. Сципион Африканский пришел в ярость от подобного оскорбления, и когда его брат попытался встретиться лицом к лицу с обвиняющими его сенаторами, Сципион Африканский гневно вмешался. Он выхватил из рук Луция отчеты, которые тот готовился представить, разорвал документы в клочья и швырнул их прямо в лицо Сенату. Он напомнил Риму, что Луций обогатил государственную казну на огромную сумму — эквивалентную почти десяти миллионам нынешних долларов.

Однако позже его противникам удалось привлечь Луция к суду и вынести приговор, после чего победитель Замы пришел и силой освободил его. Сципиону Африканскому был объявлен импичмент, но он напомнил своим соотечественникам о годовщине битвы при Заме. Он бросил вызов распоряжению богатого сословия всадников и завистливых врагов-сенаторов действовать против него. Затем позже, когда Сципион Африканский «в отвращении удалился из Рима в свои владения» и заговорщики решились возобновить нападки на его брата, один из народных трибунов наложил вето на судебное преследование Луция Сципиона.

Тайные агенты римского Сената достигли большего успеха в своем стремлении отомстить Ганнибалу. Условия, продиктованные Антиоху, наподобие тех, что были даны Карфагену в конце Второй Пунической войны, требовали, чтобы Ганнибал был предан «правосудию» своих врагов. Герой Карфагена покинул двор Антиоха и бежал в Вифинию, но даже там римские шпионы настигли его. Царь Вифинии не желал рисковать, раздражая мстительных сенаторов, и арестовал Ганнибала, чтобы отправить его в Рим на неизбежное осуждение. На случай подобных обстоятельств Ганнибал носил яд, спрятанный в кольце, приняв который, умер. Сципион Африканский, единственный римлянин, равный Ганнибалу в военном искусстве и его победитель, умер в том же, 183 году до н. э. в возрасте пятидесяти четырех лет.

Правящая каста римлян научились отбрасывать всякое милосердие, любую благодарность и любые угрызения совести, и поэтому Рим неизбежно сделался непобедимым. Главным орудием являлась сила, но хитрость бежала рядом со скрипучим колесом ее колесницы, подобно рабу. Когда Серторий был римским военачальником в Испании, у него, согласно Полиэну, имелся детеныш белого оленя, которого он приучил следовать за собой повсюду, «даже по ступеням трибунала». Этого маленького олененка научили приближаться по определенному сигналу, подаваемому самим Серторием, когда тот собирался вынести судебный вердикт. Складывалось впечатление, будто олененок передавал римскому военачальнику некую информацию, и Серторий позволил распустить слухи, будто он узнавал от олененка как секреты, так и наставления. А тем временем его шпионы активно действовали повсюду, и все, что они узнавали, приписывалось сверхъестественным способностям животного. Иберийские племена восхищались столь глубокой осведомленностью Сертория и побаивались его связи с опасным олененком — хитроумная уловка, которая не причинила племенам вреда и помогла наладить мир в стране.

Фронтин описывает древнее использование почтовых голубей, тогда как Юст Липсий повествует об обучении ласточек для нужд военного и политического шпионажа. Согласно этому специалисту, среди всех народов Востока было принято тренировать птиц для передачи информации на дальние расстояния, что объясняет скорость передачи сообщений Римской имперской разведки, сравнимую с современной. Тайнопись была хорошо известна грекам, а следовательно, и римлянам.

Вторжение Ганнибала в Италию — «самый блестящий и бесполезный налет в истории» — принесло ему много побед и чуть не обескровило Рим, но одна лишь резня римлян и отчаяние великого города не удержали бы его в течение пятнадцати лет, не приобрети он могущественных союзников. Не стоит забывать, что в мировых войнах наиболее заметными победами и, безусловно, наиболее широко объявленными являлись победы дипломатии и секретных служб. А значит, можно предположить, что тщательная подготовка Ганнибала явилась почвой для альянсов, обусловленных каждым из его успехов на поле боя. Его армия на протяжении этих невероятных лет была отрезана от своей базы благодаря искусной оборонительной кампании Публия Корнелия Сципиона вдоль иберийских коммуникаций Ганнибала; и непревзойденный рекорд «жизни за пределами страны» карфагенянина в некоторой мере обязан многолетним действиям его агентов и шпионов.