История пончика сложна и противоречива. Известно, что в Нью-Йорк (в те времена он назывался Новый Амстердам) пончик прибыл из Голландии под именем «оликекс», что переводится как «масляная булка». Звучит не слишком аппетитно! Голландские булочки готовили из теста, замешанного с яблоками, сливами или изюмом. По легенде, как-то раз корова случайно опрокинула кастрюлю с горячим маслом и оно вылилось в тесто, приготовленное для булочек. Так и появился на свет жареный пончик.

За проявление творческой инициативы корова заслуживает памятника.

Отлично… но как насчет дырки?

В 1847 году некая Элизабет Грегори, мать молодого Хэнсона Грегори, капитана корабля «Новая Англия», изменила рецепт голландских булочек, добавив в тесто мускатный орех, корицу и лимонную цедру. Поскольку центральная часть всегда плохо пропекалась, она положила туда орехи.

В новой версии булочки оказались настолько вкусными, что, когда сыну пришла пора отправляться в долгое плавание, Элизабет напекла их на всю команду. Вместе с орехами появилось и другое название: с тех пор булочки называли «ореховыми», по-английски «dough-nuts». Они же наши любимые донаты.

Но вернемся к самому главному – дырке.

Похоже на то, что изобретению дырки в середине булочки, а вместе с ней и хорошо знакомой форме сегодняшнего пончика, мы обязаны как раз сыну Элизабет.

Рассказывают, что, хотя мама капитана не скупилась на орехи, Хэнсон их терпеть не мог и перед тем, как откусить булочку, выковыривал из середины все орехи, так что получалась дырка. Корабельному коку было приказано готовить булочки именно так: с дыркой посередине, которую он вырезал жестяной баночкой из-под перца.

Разумеется, такое изобретение не могло остаться незамеченным. В городке Клэм Ков, штат Мэн, есть памятная табличка в честь капитана Хэнсона Грегори, «изобретателя дырки в пончике», а в 1934 году на Всемирной выставке в Чикаго пончик провозгласили «невероятным прорывом в сфере пищевой промышленности XX века».

Как бы то ни было, факт остается фактом: всемирная слава пончика началась именно с появлением дырки.

Само собой, мы, итальянцы, и в особенности мой тесть Оскар, не можем примириться с подобной версией изобретения пончика. Как так? Пончики, или, как их называют в Неаполе, «граффе», изобрели не мы? Да быть не может!

Друзья мои, мне ужасно жаль, но и гениальная идея изобретения «граффе» тоже не наша. Эта заслуга по праву принадлежит румяной австрийской пирожнице Веронике Крапф, благодаря которой кулинарный шедевр и приобрел второе название – «крапфен». Вскоре классическая версия пополнилась многочисленными аппетитными вариациями: с кремом, с шоколадом, с мармеладом – ну и, разумеется, с дыркой посередине.

Конечно, эти две версии происхождения пончика противоречат друг другу, но такое нередко случается: вспомните хотя бы историю изобретения телефона.

Впрочем, какая из версий единственно верная, мы никогда не узнаем. А потому, прежде чем вы отправитесь на кухню, чтобы перекусить после такого аппетитного рассказа о пончиках, давайте вернемся к тому, с чего начали. Итак, персонажи.

Мои лучшие друзья, Умберто и Коррадо, вполне разделяют мою страсть к пончикам. Мы познакомились еще в школе и с тех пор дружим, хотя Умберто и остался на второй год в одном из старших классов. Мы неразлучны: даже в отпуск вместе ездим и со скаутами выезжаем. Три мушкетера северного округа города Рима. Я полноват и потому выступаю Портосом, Умберто у нас в роли Атоса, а Коррадо, как охотник до женщин, изображает из себя Арамиса. Один за всех, и все за одного. Я знаю о мушкетерах абсолютно все: жизнь, смерть, разные там секреты, чудесные события – словом, все. Мы хохотали, дрались, ссорились из-за девушек, занимали друг у друга денег, обижались. В общем, пережили все, что переживают близкие друзья. И вот, двадцать лет спустя, прямо как заправские мушкетеры, мы все еще вместе.

Помимо того, что Умберто охоч глотать обручальные кольца, он еще и ветеринар. Сейчас он один, отношения с женщинами не складываются – никто не протянул больше года. И это очень странно, потому что из Умберто вышел бы отличный муж. Он всегда весел, умеет пошутить над собой, не слишком красив, но приятен и крепок, правда, бывает грубоват и слишком уж импульсивен. Но есть у него еще один существенный недостаток (если не считать римского акцента) – он слишком уж пунктуален. А в нашей столице это серьезный недостаток. Представьте себе дурака, который припрется на встречу, назначенную на час, ровно без пяти час? Да еще в ресторан. Такой купит билеты на всех и будет торчать у входа в кинотеатр, нервно шагая взад-вперед. Или еще лучше: ты пригласишь его на ужин, а он позвонит в дверь минута в минуту, пока ты в халате и в тапочках бродишь из комнаты в комнату.

Частенько Умберто бывает некстати, поскольку бо2льшая часть римлян отстает от графика примерно на полчаса. Я регулярно опаздываю, и Умберто постоянно тычет этим мне в нос. Он заявляет, что потерял год жизни, дожидаясь меня то там то сям. Вся его жизнь пронизана ожиданием, но он уже привык и пытается чем-то заполнить эти черные дыры. И тут приходит на помощь древнее, но проверенное средство: книга. Он постоянно таскает с собой разные комиксы, которые, как он подсчитал, как раз можно прочесть за те минуты, на которые я обычно опаздываю.

Умберто частенько проводит у нас вечера. Моя жена и дочь его ценят. Для Паолы он вроде брата, которого у нее никогда не было, она поверяет ему свои горести и подкармливает, под грохот сковородок и противней, баклажанами, запеченными в пармезане, или тирамису-убийцами. Малышка Ева зовет его дядей и болтает с ним о своей любви к природе. Нет смысла упоминать, что на нашей семейной ферме он выполняет и работу ветеринара. Иногда мы устраиваем ему нежданные встречи в темной гостиной с коллегами Паолы, но результатов пока не видать. Его женщина еще не показалась на горизонте.

Коррадо, как я уже упоминал, работает пилотом в компании «Алиталия». Он – просто воплощение идеального пилота: высокий, красивый, аккуратно подстриженная бородка, весь из себя джентльмен, ровные и блестящие белые зубы, красивое тело – одним словом, мечта любой стюардессы. Он уже дважды развелся, но наследников не завел. У него есть одна отличительная особенность: он умудряется зажечь сердце каждой встреченной женщины, но все это неизменно заканчивается еще одной несчастной возлюбленной, загнанной в глубокую депрессию. Он ненавидит женщин, его послушать, так это все из-за скандальных разводов. Он не сохранил о бывших супругах добрых воспоминаний и зовет их «спиногрызами», потому как вынужден содержать обеих.

Его любимое занятие – развлекаться и отдыхать. Он мог бы стать одним из персонажей фильма Джерми и Моничелли «Мои друзья»[4], которые постоянно подкалывали кого ни попадя в холодной Флоренции семидесятых. Коррадо еще со времен лицея любит статистику. Мы сидели за одной партой, но я в среднем получал шестерку, а он восемь или девять из десяти. Он говорил, что все дело в статистике. Учить он никогда ничего не учил, но умудрялся с точностью Нострадамуса предсказать день, когда его спросят и даже угадать конкретный вопрос. У него была отличная память: он обрабатывал данные, подводил итоги и неизбежно попадал в цель. Свои методы он применяет повсюду, в том числе и в отношениях с женщинами, которые, как вы уже поняли, являются его ахиллесовой пятой. Он еще хуже персонажа Генри Уилкнера, известного как Фонци[5]. К девушкам Коррадо подкатывает весьма своеобразно: оказавшись на чьем-нибудь дне рождения, он быстро оглядывает всех присутствующих дам, выбирает самую красивую и направляется к ней. Приняв наисерьезнейший вид, он спрашивает: