Они вместе перенесли в гостиную шампанское и фрукты. Серж наполнил бокалы и проникновенно посмотрел Джун в глаза.

— Когда я увидел тебя сегодня, то испытал какое-то странное новое чувство, — признался он.

Джун захотелось расспросить его, что это за чувство. Но губы словно онемели, а слова, которые она так давно привыкла складывать в красивые предложения, выветрились из головы.

— Давай выпьем за многообразие ощущений и приятные встречи, — сказал Серж, приподнимая бокал и обнажая в ослепительной улыбке белые ровные зубы.

Джун кивнула и поднесла бокал к губам.

Шампанское оказалось восхитительным, но она, слишком взволнованная и опасающаяся потерять над собой контроль, сделала лишь пару глотков и поставила бокал на столик.

— Может, посмотрим кассету с записью свадьбы Роланда? — предложила она, обрадовавшись этой пришедшей ей в голову мысли.

Отвлечься на что-то, нарушить неловкую тишину — сейчас только это могло ее спасти.

— Давай.

Джун вскочила с дивана и поставила видеозапись, сделанную на свадьбе брата. Несколько минут они смотрели на экран телевизора и разговаривали о Роланде и его молоденькой новоиспеченной жене. Потом Серж попросил показать ему какие-нибудь фотографии, и Джун с готовностью достала из шкафа альбом со снимками из Северной Каролины. Серж рассматривал их с интересом, внимательно слушая комментарии молодой женщины.

— А мне еще не доводилось побывать в этих местах, — сказал он задумчиво. — Надеюсь, когда-нибудь съезжу туда.

— Непременно съезди! — горячо воскликнула Джун. — Не пожалеешь, точно тебе говорю!

Он повернул голову и смотрел на нее долго и странно, словно ища в ее лице ответ на какой-то свой вопрос. А потом вдруг засобирался уходить.

— Мне, пожалуй, пора. Поздно уже, ты, наверное, хочешь спать.

Джун, как ни удивительно, о сне даже не помышляла. Но посчитала, что, если скажет об этом Сержу, он воспримет ее слова как намек.

Поэтому посмотрела на большие настенные часы и пожала плечами.

— Третий час. Да, действительно уже поздно.

Серж поднялся с дивана чуть более торопливо, чем следовало. Джун тоже встала.

— Здорово, что мы снова встретились, — сказал он, направляясь к выходу.

— Точно, — согласилась Джун.

Они вышли в прихожую, освещенную светильником в виде старинного уличного фонаря.

У двери Серж приостановился и повернулся к Джун. Их взгляды встретились. На его лице отразилось вдруг столько нежности, столько сложных, глубоких переживаний, что у Джун перехватило дыхание.

— Знаешь… я всегда смотрел на тебя как на девушку, к которой запрещено прикасаться, прошептал он горячо и взволнованно.

Она и сама всегда была уверена, что милый мужественный Серж Дюфрен ни за что в жизни и пальцем до нее не дотронется. Эта мысль так прочно сидела в сознании, что сейчас, когда его рука осторожно легла ей на талию, Джун почти не поверила в реальность происходящего. И, закрыв глаза в оглушительном приступе желания, первая потянулась к нему губами…

Они целовались жадно и долго, как будто ждали этого момента и накапливали страсть все те девять лет, что были знакомы. Джун казалось, что каждое малейшее движение губ, языка Сержа каким-то удивительным, волшебным образом вытягивает из нее всю пережитую в прошлом боль, все страхи и сомнения. Она растворялась в его объятиях, очищалась, возвышалась над грешной землей, над собственными обидами и горестями.

Он подхватил ее на руки с такой легкостью, будто она была пушинка, уже ничего не говоря, ни о чем не спрашивая, решительно и уверенно, и понес назад, в гостиную.

Не узнавая себя, напрочь позабыв о том, что она независимая, мудрая, больше не желающая страдать от любви женщина, Джун доверчиво отдалась обрушившимся на нее ласкам.

Серж целовал ее то нежно и трепетно, как неопытный мальчишка, то горячо, требовательно, как властный, неумолимый повелитель.

Она очнулась в тот момент, когда оба были уже по пояс обнажены, и замерла, стыдливо прикрывая грудь рукой.

— Серж, милый, — слетело с ее пылающих, распухших губ, — что мы с тобой творим? Что себе позволяем?

Он с тревогой заглянул в ее затуманенные глаза.

— Что не так? Тебе что-то не нравится?

Джун взволнованно сглотнула, и в ее сознании, на редкость некстати, будто кадры из ужастика, замелькали сцены из прошлого.

Скандал с Филипом. Поток незаслуженных обвинений. Беспомощность и отчаяние. В тот день муж впервые поднял на нее руку. Тогда-то в ней и зародился дикий страх перед мужчинами, тогда-то она и начала подумывать о том, чтобы непременно вырваться из оков ненавистного брака и зажить совсем другой, свободной, спокойной жизнью. Полтора года спустя ей удалось осуществить эту мечту, и вот уже целых два с половиной она была сама себе хозяйкой.

Ее взгляд остановился на мускулистых руках Сержа, и к восхищению в душе как будто добавили яду. Живо представив, как ей наносят удар такой вот лапищей, превращая в лепешку, она невольно зажмурилась, а к груди прижала и вторую руку, как будто защищаясь.

— Девочка моя, Джун, милая, — обеспокоенно зашептал Серж. — Ответь мне: ты чего-то боишься?

Она открыла глаза и посмотрела на Сержа удивленно и пытливо.

«Девочка моя»… Как здорово он ее назвал. У него был спокойный, поразительным образом вселяющий уверенность голос. Мужественный и нежный. Он воздействовал на нее как колыбельная на беспокойного младенца, как релаксирующая музыка на неврастеника.

Ей стало вдруг ясно, что она не должна бояться этого парня, что его богатырские руки не могут причинить вреда, потому что созданы только для ласк и защиты. От желания прижаться к его крепкой мускулистой груди у нее слегка закружилась голова, а в носу приятно защипало.

Серж, заметив, как смягчилось лицо Джун, осторожно привлек ее К себе.

— Скажи мне, что тебя пугает? — спросил он.

Джун уткнулась носом в его рельефную, чуть пахнущую лимоном грудь, закрыла глаза и покачала головой.

— Ничего меня не пугает.

— Не верю, — ласково возразил Серж.

В ответ Джун лишь тяжко вздохнула и крепче прижалась к нему. Некоторое время оба молчали.

Джун чувствовала себя в эти мгновения маленькой и слабой. И к своему безграничному удивлению, смаковала эти ощущения. Поначалу ей ни о чем не хотелось думать — она мечтала хоть немного пожить вне своей настороженности, своего превратившегося в навязчивую идею стремления никоим образом не зависеть от мужчин. Но мало-помалу в голове закружили мысли — противоречивые, обрывочные.

Наверняка все закончится с рассветом… Ну и пусть. Завтра я опять стану самой собой. Я смогу… Точно знаю. А пока поживу в этой сказке… Как от него пахнет. Обалдеть! Какой он теплый, сильный, потрясающий!..