– В лучшем случае, – подтверждает Илона.

– Вечно с тобой, мать, что-то происходит, – говорит Иван, у которого почему-то испортилось настроение.

Но ведь это не он пострадал, а я. Думаю про себя с досадой, что на теле наверняка останутся синяки – и до сих пор будто ощущаю на себе руки этого мужчины.

– Ну, ты, мать, даёшь! – между тем восхищается Илона – имя образовано от обычного – Елена. Так обычно она представляется при знакомстве, ей самой это нравится, да и мы не возражаем. – Стояла как брестская крепость!

Почему-то вообще и подруга, и муж зовут меня не по имени, а вот так: мать? Возможно, имя у меня чуточку заковыристое – Юлиана, но ведь другие легко выходят из положения, называя меня просто Юля. А то – мать! Неужели я и правда так плохо выгляжу?!

Надо же, задаваться подобными вопросами именно сегодня, в наш супружеский юбилей!

Между тем Илона обращается уже к Ивану.

– Никогда бы не подумала, что и через двадцать пять лет мужчина может ревновать свою женщину! Ты ведь ревнуешь Юлиану?

– А ты считала, что я не стою даже ревности?

Это моя реплика.

Определенно, со мной что-то происходит: если не свиной грипп, то свинское воспаление души. Теперь я злюсь на Илону, кажется, без особой на то причины.

В глазах Илоны удивление. Она услышала в свой адрес нешуточное раздражение, мне вовсе не свойственное.

– Юль, у тебя сегодня серебряная свадьба. Чем ты недовольна? Может, тебе муж ничего не подарил к этой знаменательной дате?

– Подарил. Вот эти янтарные сережки.

Покачиваю для наглядности головой. Сережки очень красивы, как раз такие, как я хотела. В них много и золота, и янтаря. Тем более, что я люблю янтарь, и Иван угодил мне. Как и я ему золотыми запонками с его знаком зодиака – Близнецы.

– Я отойду ненадолго, – говорит Иван и исчезает. Он явно обижен. Чем, хотелось бы мне знать? Неужели он подумал, будто я нарочно предоставила чужому мужчине свой не очень гибкий стан, чтобы он оплетал его, подобно лиане?

А с другой стороны, чем и в самом деле я недовольна? Могут же у моего мужа быть хоть какие-то недостатки! Это раздражение некстати на самом деле всего лишь вспышка ревности. Безосновательная. Меня вдруг осеняет, что в последнее время я слишком часто вижу Илону рядом со своим мужем. Можно подумать, у неё своего нет! Вот где сейчас Федор Вёртышев?

– Пожалуй, мне тоже нужно ненадолго отойти, – говорю я подруге. – Ты со мной?

– Я только оттуда, – отмахивается она.

Едва войдя в туалет, благоухающий запахами санобработки и смесью женских духов, я лицом к лицу сталкиваюсь с женщиной, которая спустила с лестницы своего мужа. Или кто там он ей?

– Напомни, что ты про меня говорила? – грозно спрашивает она и подбоченивается.

Удивительно, она забыла, что мы с нею помирились. Я ведь попросила прощения.

– У тебя ещё и со слухом проблемы? – весело удивляюсь.

В другое время я бы струхнула по причине абсолютного неумения драться. Да ещё и на людях. А сейчас у меня вдруг напрочь атрофировалось желание перед нею расшаркиваться и опять извиняться. И вообще инстинкт самосохранения куда-то ушёл.

Тут нужно пояснить, почему я будто хвалюсь тем, чего стоило бы стыдиться? Дело в том, что до сегодняшнего дня я никогда не вступала в конфликты с женщинами. Мне вообще не свойственна воинственность. Но сегодня почему-то я себя веду не так, как всегда, как привыкли и мои близкие. Непонятно почему моё раздражение, переливающееся в злость и обратно, никак меня не отпускает.

Прежде эта злючка меня бы напугала. Я бы отчетливо представила себе, как она своими когтями впивается в моё лицо, а то и пытается выцарапать глаза. Это раньше, а теперь я вспомнила, что ко всему прочему, неплохо вооружена. Пусть теоретически. Не так давно – незадолго до своей женитьбы на Кате – мой старший сын весьма активно занимался самбо, куда я отдала его с десяти лет. Тренер, кстати, только в последнее время заметил, что Саша прихрамывает, так он научился свою хромоту скрывать.

Чего вдруг сын решил преподать мне урок, не знаю. Может, услышал про какой-то случай, когда пострадала женщина, не сумевшая дать нападавшему на неё отпор?

– Говорят, среди женщин есть такие агрессивные особи…

Ага, значит, он услышал, как подрались женщины, и одной из них крепко досталось. Иначе чего ему волноваться?

– … В общем, мама, тебе надо быть ко всему готовой. Если, к примеру, тебе пытаются вцепиться в лицо – нужно вот так поставить блок. Если хотят ударить в грудь, надо сделать так. Тебе самой лучше принять позу такую, максимально закрыться и смотреть противнику в глаза. Тогда ты поймешь, куда он собирается тебя ударить…

Я хохотала и уворачивалась от сыновней учебы, но он продолжал настаивать. В конце концов, я согласилась маленько поучиться. Чего я так сопротивлялась, в самом-то деле, знания за плечами не носить. Да и вряд ли они мне когда-нибудь понадобятся.

А теперь вот судьба предлагала мне испробовать полученные навыки на практике. Что ж, ничего не остается делать. Я смотрела истеричке в глаза, чтобы уловить момент, когда она на меня бросится. Мне вовсе не улыбалось ходить с расцарапанным лицом. Тем более, в день такого юбилея.

Нет, даже не об этом я сейчас подумала. Просто вдруг решила дать отпор по всем правилам, сгруппировалась, перенесла тяжесть на нужную ногу и приготовилась поставить блок.

Истеричка, однако, что-то почувствовала. Они, истерички, вовсе не такие безрассудные, каковыми хотят казаться, и лезут на рожон, если уверены, что не получат отпора.

В общем, задирать меня и дальше она не стала, но, направившись к выходу, фыркнула:

– Я видела, как ты на Коляшу смотрела, потому хочу предупредить – из сострадания! – он таких толстух, как ты, на дух не переносит.

Что это она заладила: толстуха да толстуха? Никогда прежде я не слышала в свой адрес таких слов. Ну поправилась немного… А с другой стороны, не растолстела же я именно сегодня! Тогда почему…

Потом она взглянула на мое обручальное кольцо и усмехнулась:

– Понятно, свой муж имеется, но в чужих руках что-то толще и длиннее?

И вышла.

Я перевела дух, но осталось ощущение, что меня унизили, – или как теперь говорят, – опустили, а я не смогла дать достойный отпор. Не драться же с нею, в конце-то концов! Или всё-таки догнать и припечатать?

Наверное, другие женщины в свои юбилеи выглядят счастливыми, а уж никак не собачатся с посторонними бабами. Она говорила со мной так, будто была выше меня. Не ростом, конечно, и не общественным положением, а особым достоинством, что ли, если слово достоинство ей подходило. Скорее, завышенной самооценкой. А на самом деле в чём оно: неужели в её костлявой конституции, которой скандалистка так гордится?