подруги, но, как говорится, «сытый голодному не товарищ». На любые мои попытки просто пожаловаться, они начинали усиленно меня кормить или подсовывать деньги. Для подростка эта забота, даже с учетом того, что продиктована она из лучших побуждений, казалась тогда унизительной. Было очень неудобно, будто голую на площадь выставили.

Сестра Вэла помогала, конечно. Особенно, когда я училась в архе (архитектурный университет — прим.), Валентина тогда нашла для меня клиента — поэта, который собирался издавать сборник своих стихов и для этого ему срочно нужен был иллюстратор.

Благодаря жирному заказу я как-то справлялась.

Ну и официанткой подрабатывала.

Медленно поворачиваюсь к Кострову, подпирая с двух сторон одеяло и убирая ладошки под голову, как в детстве. Он не двигается, так и лежит на спине, терпеливо рассматривая мои манипуляции.

— Ты знаешь, — начинаю говорить. — Когда всего этого не видишь… ты ведь понимаешь, о чем я?

— Бедность и убожество? — усмехается.

Киваю. Он, как никто, меня понимает.

— Да. Обшарпанный подъезд, облезлую штукатурку и кучу бутылок на столе… Когда не видишь, через месяц-два воспоминания начинают стираться и остаётся только хорошее.

— А было хорошее? — горько усмехается Вэл.

— Конечно, — удивляюсь. А как же? Если б не было… я не знаю, как вообще тогда можно с этим справиться.

— Я не помню хорошего.

— Хм…

— Кроме тебя, — добавляет тихо, заставляя моё сердце биться сильнее.

Прикрываю глаза, пытаясь его унять.

— А помнишь, как мы всей детворой на речку купаться ходили? — с наигранным весельем спрашиваю.

Костров кидает на меня скептический взгляд. Боже. Его глаза блестят в темноте так, что у меня душа в пятки уходит.

— Это был грязный карьер, Ив, и я распорол там пятку, — в доказательство поднимает левую ногу, покрытую короткими светлыми волосками. Сглатываю ком в горле. — Рана загноилась, и я почти месяц не мог играть в футбол. Сидел на скамейке запасных, как идиот.

Вот это я совершенно забыла.

Задумываюсь.

— А как зимой с гаражей в сугробы прыгали? — продолжаю. — Помнишь?..

— Ага, помню. Я потом в этих сугробах от отца прятался. Вернее, мы с Валькой. Батя зарплату получил, перепил и белку словил. С топором по всему двору за нами бегал.

В груди ужас стальными кольцами стягивается.

— Блин… Прости.

— Всё нормально, — останавливает Вэл. — Я рад, что ты помнишь хорошее. Не знаю… было бы хреново вот здесь, — дотрагивается до татуировок на груди, — если бы твои воспоминания из детства были как мои — одна черная, беспросветная дыра.

— Ладно, — смаргиваю непрошеные слезы. — Давай спать.

Глава 6. У нас проблемы на поле, Кудряшка!

Кажется, я проспала всего ничего. В голову вдруг проникают какие-то звуки. Ни то хрипы, ни то стоны. Жутко становится.

Резко открываю глаза и вслушиваюсь в тишину.

Черт.

Разворачиваюсь. Мне не показалось.

Осматриваю широкую, забитую татуировками спину и узкую талию, резинку белоснежных боксеров и мускулистые ноги.

— Вал… Вэл? Всё в порядке? — спрашиваю испуганно.

— Да, — хрипит он, нервно складывая руки в замок на груди. — Спи, Ива. Спи, пожалуйста.

В груди сирены срабатывают. Не знаю, предчувствие это или глупость?

— У тебя… что-то болит?

— Спи, блин, — грубо осаживает и… снова тяжело дышит.

Господи.

Потираю лоб, раздумывая. Ещё раз осматриваю мощное тело, внимательно замечая, как аккуратно он сгибает правую ногу и активно растирает колено.

Аптечка! Ему была нужна аптечка!

— Нога, да? — закусываю губу.

— Я сказал, спи, — повышает он голос. — Женщины, черт возьми. Вечно лезете куда ни надо.

Помотав головой, вскакиваю с кровати и зажигаю в комнате свет. Морщусь и часто моргаю, прикрывая грудь.

— Блд, — ругается Вэл сквозь зубы. — Какого хера ты делаешь?

Не обращая внимания на его злые выпады, натягиваю майку на бёдра, чтобы она не была такой короткой, и присаживаюсь рядом с ним на кровать. Костров при этом даже не двигается и вообще словно каменеет.

Дышит тяжело.

Испытывая какой-то невероятный прилив нежности, осторожно убираю прядь с влажного лба и осматриваю широкие скулы, покрытые грубой щетиной. Его ярко-красные губы приоткрыты, крылья носа подрагивают, совершая каждый вздох.

— У тебя травма, да, Костров? Ты из-за этого карьеру закончил?

— Нет, — уставляется на меня и язвительно цедит. — Трахнул жену тренера. Ты ведь эту версию знаешь. Продолжай в том же духе.

Снова откидывается на подушки, отгораживается. Протягиваю ладонь к нему, но трусливо убираю.

— У тебя травма, — делаю неутешительный вывод и закусив губу, рассматриваю прикрытые веки на красивом лице. — Давай скорую вызовем, пожалуйста? Они хотя бы обезболят, тебе станет полегче.

Вэл приоткрывает один глаз.

— Давай, — соглашается мрачно. — И пару журналистов не забудь. Лучше сразу из Москвы.

— Черт. Точно.

Замираю, пытаясь придумать, как ему помочь, и вскакиваю с места. Нельзя просто так сидеть, человеку плохо. Его боль словно и в меня проникает, хочется непременно скорее избавить Кострова от неё.

— Я сделаю тебе холодный компресс, — хватаю своё полотенце и отправляюсь в ванную.

Там пропускаю воду до тех пор, пока рука не становится ледяной и смачиваю плотную ткань. Выжимаю, насколько хватает сил.

— Вот, — залетаю обратно в комнату. — Сейчас будет полегче, мой хороший. Потерпи.

Складываю полотенце ровным квадратом и аккуратно накрываю лодыжку с коленом. Поглаживаю ласково.

— Пфф… — отпускает Вэл, напрягая пресс и сжимая кулаки.

В пах стараюсь не смотреть. Неудобно как-то.

— Здесь? Я правильно всё делаю, Вэл?

— Да-а, — хрипло выговаривает.

Его взгляд задерживается на моей груди, и я резко отворачиваюсь, прикрывая просвечивающие соски. Когда собиралась сюда, совсем не предполагала, что придется ночевать с кем-то.

Внезапно озаряет мысль:

— У меня ведь есть таблетки. Какая я глупая, Костров.

Быстро бегу к шкафу и извлекаю свой чемодан. Дергаю замки, копошусь со скоростью ракеты.

— Я совсем забыла, — причитаю под нос.

Схватив небольшой пакет, одергиваю майку и снова усаживаюсь рядом с ним.

— Вот. Здесь… Нурофен, Темпалгин и ещё одно сильное какое-то, врач знакомый посоветовал. Вот.

Выкладываю своё богатство на подушку перед ним. Пытаюсь прибрать волосы за плечи, но они все равно непослушно болтаются.

— И откуда такое богатство? — спрашивает Вэл, переводя взгляд с моей головы на блестящие блистеры.

— Ой, — машу рукой. — У меня болезненные месячные, поэтому на всякий случай всегда беру с собой.

Тут же осекаюсь, понимая, что это слишком откровенно для беседы с человеком, которого не видела десять лет. Когда он уезжал из нашего города, месячных у меня вообще не было.

Черт.

Куда тебя несет, Задорожная?

— Я выпью все, — произносит он бескомпромиссно, извлекая капсулы.

— А так можно? — с недоверием на него поглядываю.

— Мне можно, малышка.

Надеюсь, он знает, что делает. В пакетах со свадьбы, сгруженных