часов, я стонал и гладил мать по волосам. Он посмотрел на мать, на меня, опять на мать — схватил ремень и закрылся в ванной… Детдом… Взрослая жизнь, стал хирургом. На одном благотворительном ужине встретил детдомовского друга, Виталия — большого чиновника. Он хорошо меня знал и предложил помогать людям по-другому, подарил мне коттедж, подселил двух приезжих медсестёр. Его люди ловили и привозили пьяных мужчин, а затем просто одиноких мужчин. Торговля органами. Медсёстрам отрезал языки — много болтали. От них больше пользы по дому и на кухне, чем в операционной. И всё-таки мне это зачем?.. Направлять деньги в детдома: покупать мебель, оплачивать ремонт и летние лагеря для детей. Это моя жизнь? Ах да, Вика… я хочу быть с ней. Пока в меру говорит… Что теперь? Виталий сказал о последнем деле, уже везут…»

Заиграл телефон, Виктория проснулась и выключила его.

— Кто это был?

— Сын. Не желаю его слышать.

— Почему?

— У него нет сердца. Когда он был ребёнком, муж погиб в ДТП. Через неделю Матвей сказал, что видел во снах будущую смерть папы, но боялся раньше открыться. Думал, скажет и сбудется. Отлупила его. Подрос и стал мёртвым, воровал деньги из дома и мучил животных, правда, вскоре прекратил. Сейчас ничего кроме биржи не интересует.

— Понятно, теперь у тебя много кошек, а Матвей живёт отдельно. А девушки?

— Не нужны ему девушки. Он говорит, что ещё не научился о себе заботиться и не хочет, чтобы рядом с ним кто-то страдал. Но я знаю, он не умеет любить.

— Я что-нибудь придумаю, мы будем хорошей семьёй.

Внизу открылась дверь, и что-то грохнуло.

— Вика, досыпай. У меня бизнес.

***

В сумерках Пётр открыл калитку с помощью отмычки; дверь коттеджа оказалась не на замке. Внутри, в позолоченной гостиной на белом кресле сидела Виктория. На ней кофта, замшевая юбка и тапочки. На коленях сиамская кошка. Рядом журнальный столик и на нём серебряный подсвечник на три свечи.

— Какого чёрта, Матвей?! — она изумилась.

— Мать, уходи. Кирилл убийца, он вырезает органы.

— Катитесь отсюда, Кирилл правильно поступает, — Виктория брызнула слюной, а кошка спрыгнула на паркет и убежала.

Незваные гости посмотрели друг на друга.

— Катитесь, я сказала!

— Коммунист, бери её и веди домой, — скомандовал Пётр.

Иван не шевельнулся.

— Дружище, прошу… — тихо произнёс Матвей.

Иван снял с себя косуху и, сделав два широких шага, накинул её на Викторию. Поднял женщину и потащил на улицу.

— Кирилл, Кирилл, беда! — успела она крикнуть в дверях.

Через мгновение показался хозяин в белом халате. Он выбежал из подвала. Пётр отогнул за спиной серое полупальто и из-за пояса кожаных брюк достал пистолет с глушителем, навёл его на Кирилла и приказал сесть на кресло, где была Виктория. Из подвала выбежали ещё двое мужчин, подстрижены по-солдатски и гладко выбриты. Один успел сказать: «Ты!» Пётр попал ему в лоб. Другой развернулся и получил пулю в затылок.

— Сторожи его, — рявкнул полицейский и спустился в подвал.

Пара выстрелов.

Не дожидаясь человека с пистолетом, Шварц бросил в Матвея подсвечник и выскочил на улицу. Пётр вернулся в гостиную, посмотрел как поднимается Матвей, держась за рану на голове. Ничего не сказал, только фыркнул и пустился в погоню. На перекрёстке догнал Кирилла и сбил с ног. Нацелился ему в сердце.

— Подожди, не делай этого… — послышался голос сзади.

Полицейский обернулся и, улыбнувшись, выстрелил. В мерцающем свете обледеневших фонарей свежая кровь коснулась безразличного снега.

— Зачем его убил, зачем всех убил? Тебе нужны были улики и общественный резонанс — отдышался Матвей.

— Ну, извини, ситуация поменялась. Ты хотел оставить Кирилла Шварца в живых? Думаю, нет. Вижу твои мёртвые глаза, значит, пустая формальность.

— Не знаю…

— Послушай, вся грязь на мне, не думай о свидетелях. Я вернул долги. Твою семью никто не тронет, позаботься о матери, с ней что-то не так. Передай Ивану, я желаю ему счастья. Цыганка нагадала, будто Мария не выйдет замуж и поэтому она добивалась от меня свадьбы. Я не смог этого дать, пусть у Марии и Ивана всё получится.

— Спасибо, Пётр, но кем был тот, что узнал тебя?

— Оба меня узнали, ППС-ники, познакомился с ними в нарядах — вот как судьба повернулась. Ну, иди…

***

Начало июля. Сухой, безветренный день. Трейдер в шортах и безрукавке шёл по обочине посёлочной дороги с пакетом продуктов. Стрекотали кузнечики и осы подлетали к лицу.

К этому времени акции газовой компании почти удвоились в цене, на обещании рекордных дивидендов, и выплату Матвей рассчитывал потратить на поездку в Геленджик.

Он задумался: «Утром Иван многое рассказал. Мария поведала ему, как Пётр попросил её пригласить Ивана и меня на вечер поэзии. За несколько дней до встречи, она расспрашивала Ивана о дружеских связях и посоветовала ему восстановить отношения со мной. И потом по просьбе Петра убедила Ивана мне помочь. Ещё он сказал, отца Петра восстановили в должности старшего следователя, а сам Пётр так и не объявился после тех событий. Что бы это значило, хитрый план Петра, чтобы снять угрызения совести и отомстить? А может и сам Пётр в чём-то замешан. Жив ли он? За границей или в тёмном бизнесе? Мне бы взглянуть на его сияние, какие там цвета? Сияние, вот уже несколько месяцев вижу его вокруг людей, никто не поверит, если я откроюсь, даже Иван с его жёлто-лиловыми цветами. А что Иван? Усы гуще, трудится в продуктовом магазине вместе с Марией: она товароведом, а он подсобным рабочим. Ходит на митинги, агитирует за 6-ти часовой рабочий день. Молодец. Он любит Марию и людей».

С молодого дуба спрыгнул чёрный паук и попал на голову трейдера. Человек смахнул наглеца, но разозлил парочку ос. Та, которая смелее, ужалила Матвея в шею и исчезла на лужайке.

Он потёр распухшее место и погрузился в мысли: «Боль… но не такая сильная и будет не такой продолжительной, как боль от общения с мамой. Сейчас снова меня отругает и заплачет, врач сказал, её психическое состояние ухудшается. Почему я стал её опекуном? Потому что так принято или я не равнодушен к маме? Надеюсь, жизнь мне ответит…»

*

Искушение

После суетного и жестокого полудня Сергей вернулся в беднеющую двухкомнатную квартиру. Мебель и техника менялись на эхо стабильности. Скуластый брюнет, гладко выбритый, с разбитой губой и в грязном чёрном костюме преступил порог и, споткнувшись о красные женские туфли, упал на колени…

— Это ты, дорогой? — послышался голос жены из кухни.

— Да, Варя… Меня ограбили… В день зарплаты,