Большую часть траншей успели засыпать землей, и Гейл бегом пересекла рабочую площадку, чтобы встретить меня у ворот.

— Надписи… еще не успели… распечатать, — выпалила она, запыхавшись.

— Ничего страшного. Главное — остальное сделано. А почему второй гроб остался на склоне? — указала я пальцем на непорядок.

— Я ведь говорила утром по телефону — вы сами должны все увидеть.

Недомолвки уже действовали мне на нервы.

— Ты не можешь прямо сказать, что там такого особенного, если без меня не обойтись?

— Трудно объяснить, — оправдывалась она, пока мы шли к гробу.

— Ни перчаток, ни масок не захватили, — вспомнила я.

Гейл покачала головой.

— Нет нужды. Это я и хотела сказать, когда произошел несчастный случай. Не сомневайтесь. — Она ускорила шаг и подошла к гробу раньше меня. — Опля! — Гейл жестом циркового фокусника сдернула брезент.

Крышка гроба была сдвинута назад ровно настолько, чтобы открылось женское лицо, бледное, но с румянцем на щеках. Голубые как небо, широко распахнутые глаза смотрели прямо на меня. Я знала, что содержащийся в свинце яд способен приостановить разложение трупа, однако покойник, что лежал передо мной, казался просто живым.

До меня не сразу дошло, что я смотрю на раскрашенную скульптуру.

Я тряхнула головой, не веря собственным глазам.

— Согласна, — сказала Гейл. — Полный абсурд.

Позолоченная корона с лиственным орнаментом и овальное лицо нежных телесных тонов — несомненные признаки благородства. Значит, или королева, или святая. Принимая во внимание место обнаружения, скорее всего религиозный образ. Вуали под короной нет, светлые волосы. Красные губы скромно сжаты, но на них играет едва заметная полуулыбка. Если не считать тончайшей паутины кракелюров — трещинок не толще человеческого волоса, со временем появляющихся на лаковых покрытиях, — никаких повреждений окрашенной поверхности. Даже не прикоснувшись к статуе, я знала, что она вырезана из дерева.

Не иначе как полихромная деревянная скульптура. В прекрасном состоянии и почти в натуральную величину.

— Редкая находка, правда? — Гейл прямо распирало от гордости.

— Не сомневайся.

— Интересно, сколько ей лет?

— Не могу сказать, пока хорошенько не осмотрю.

— Если она деревянная, то ведь есть научные методы датировки.

— Возможно, придется ими воспользоваться, но позднее. Сейчас и речи быть не может, чтобы к ней прикасаться. И потом, гораздо интереснее, если мы с тобой сами определим возраст.

— То есть вы определите. Я плохо разбираюсь в средневековой деревянной скульптуре.

— Я и сама не такой большой знаток, хотя мне пришлось изучать археологию искусства и архитектуры, чтобы получить степень магистра. Докторская диссертация была об использовании разбитой скульптуры в качестве каменной засыпки в строительстве после роспуска монастырей. Можешь представить, сколько интересного я могу рассказать в дружеской компании!.. Ладно, прежде всего перенесем ее в тень. Гроб все равно утратил герметичность и ни от влаги, ни от насекомых не защитит. А скульптуру, думаю, потому-то в него и упрятали. Нужно сделать все возможное, чтобы условия хранения не изменились.

— Прохлада, темнота и низкая влажность?

— Именно. По ходу дела сфотографируем. Или ты уже успела?

— Не удержалась. — Из вместительного заднего кармана джинсов Гейл извлекла цифровую камеру.

Я обошла гроб, чтобы посмотреть, как он сделан. Ничего особенного — прямоугольная коробка, стенки припаяны к завернутым, как у пирога, краям основания и крышки.

— Как же вы его открыли?

— От времени спайка стала хрупкой. Когда земля над склепом обвалилась, удар пришелся по крышке и припой раскрошился. Сдвинули запросто. Сердце оборвалось, когда я увидела, что внутри.

Я еще не решила, где работать со статуей после того, как мы ее вытащим. В портативной кабине, которой мы пользовались для очистки и восстановления найденных скелетных фрагментов, было чересчур жарко и слишком яркое освещение. Да ее уже и разобрать успели.

— Непонятно, почему она оказалась на кладбище, да еще в гробу. — Гейл никак не могла отойти от волнения, и голос у нее дрожал.

— Ума не приложу, — призналась я. Версию о похороненной в свинцовых гробах супружеской паре оставалось только забыть. — Сейчас меня больше всего интересует, где ее хранить.

— А чем плох Центр исторического наследия?

Я слегка призадумалась. В начале месяца мы устроили небольшую выставку в городской библиотеке и Центре исторического наследия Каслбойна. Название, конечно, громкое, но речь шла всего лишь о просторной комнате, в которой проводились выставки, встречи и книжные презентации. Скорее всего муниципалитет даст согласие на временное хранение — ведь статуя найдена на принадлежащей ему территории. Впрочем, кто их знает? Не важно. В любом случае право собственности на найденный артефакт принадлежит государству, и оно это право реализует, передав статую в Национальный музей.

— Разумное предложение, — одобрила я. — Подбери двух крепких парней, чтобы сдвинуть крышку до конца и извлечь статую. Пусть наденут защитные комбинезоны, маски и прочные резиновые перчатки. Не жалей пузырчатой пленки — ее надо как следуют обернуть — и попроси Пегги организовать перевозку в центр. А я пока обговорю детали с Домиником Ашером.

Возвращаясь к машине, я испытывала противоречивые чувства радости и тревоги. Очень похоже, что нам удалось обнаружить нечто исключительно важное. Но как такая вещь угодила на чумное кладбище? Почему рядом с ней погребены человеческие останки?

Я села в машину и попыталась найти подходящий ответ. Тщетно. Никогда раньше подобного не случалось — ухватиться не за что. Тогда я решила позвонить Финиану. В молодости он преподавал историю, всегда интересовался фольклором и мог подсказать что-то полезное.

— Наверняка ты сразу же подумала о Каслбойнской Мадонне — было первое, что он сказал.

Финиан ошибался, но я знала, что он имел в виду чудотворный образ Пресвятой Девы, широко известный в Средние века. В католической церкви Святого Патрика, где я пела в хоре, было его витражное изображение.

— Разве та статуя не погибла во времена Реформации?

— По официальным данным, ее уничтожили. Однако есть версия, что она уцелела, ее где-то скрывали последующие сто лет, и только потом солдаты Оливера Кромвеля,[3]размещавшиеся в городе, пустили ее на дрова.

— Так или иначе, Каслбойнской Мадонной наша статуя быть не может. Даже уверенности в том, что это образ Пресвятой Девы, у меня пока нет.