Никто ничего не понимает, публика растерянно поднимается с кресел. Минутное замешательство, затем визг, крики и хлопанье сидений. То, что происходит на сцене, не похоже на новаторский прием культового режиссера; по залу расползается отвратительная вонь горящих тряпок.

Пламя уступает и гаснет; через пару минут на сцене лежит неподвижная обгоревшая груда, покрытая белой банной пеной; растерянно стоят три ведьмы, Банко, Монах и человек в синем комбинезоне. На сцену выскакивает Виталий Вербицкий, кричит:

— Петя! Петя! — бросается на колени перед страшной грудой, трясет ее.

Публика меж тем пришла в себя и рванула из зала. Кто-то закричал: «Пожар!» У выхода началась давка, кого-то придавили, кого сбили на пол; крики, натиск, рукопашная. Вторую половину массивной двери, остававшуюся закрытой, снесли в секунды. Народ слетал со ступенек, вне себя от ужаса; раздевалку взяли приступом…

Спустя несколько минут в зале остались лишь Добродеев, растерянно топтавшийся у сцены, пытаясь рассмотреть, что случилось, да несколько фигур на сцене.

— Он что, загорелся? — Вербицкий повернулся к Банко. — Каким образом? Откуда огонь? Как это случилось?

— Не знаю! — закричал Банко. — Он снял шлем, подошел к краю и вдруг загорелся! Это было как… не знаю! Сразу! Он загорелся, как сноп! Так и вспыхнул! Сразу после пророчества. Надо «Скорую» и полицию! Может, он еще жив…

— Проклятая пьеса, — пробормотал Добродеев. — Все-таки проклятая…

— Он мертв, — сказал Монах, поднимаясь с колен.

Монах явился на сходку первым. Приветствовал бармена Митрича — он же хозяин «Тутси» — и уселся за столик в углу. Митрич бросил пост и подбежал. Спросил тревожно:

— Олежка, ты в курсе насчет Молодежного? Что там случилось? Говорят, актер сгорел прямо на сцене? Говорят, пьеса нехорошая… в смысле, чертовщина какая-то. Весь город как с ума сошел! Сплетни, слухи, городят такое, уму непостижимо! У Виталика Вербицкого всегда какие-то вывихи, вечно его то в суд таскают, то закрывают. Так что я не удивляюсь…

— В курсе, — ответил Монах сдержанно, оглаживая бороду. — Я там был. Я думаю, Вербицкий ни при чем.

— Ты? В театре? — поразился Митрич. — Ты был в театре и сам все видел?

— Был и видел. У них была премьера «проклятой пьесы»…

— Так и называется?

— Нет, называется «Макбет». Считается проклятой, потому что во время спектакля вечно что-то случалось — то актер скоропостижно умирал, то декорации падали. А теперь вот… тоже не избежали.

— А что случилось? Пожар?

— Нет, Митрич, не пожар. Актер, игравший Макбета, загорелся и погиб.

— Как это загорелся? Как это можно вдруг загореться? Спичку бросили или зажигалкой?

— Нет. Ты про самопроизвольное возгорание слышал? Самовозгорание?

— Самовозгорание? — Митрич наморщил лоб. — Нет вроде. А что, и такое бывает?

— Говорят, бывает. Я лично не видел. Но химики говорят, бывает. Правда, официальная наука этот феномен не признает и относит к паранормальным. Вроде полтергейста.

— И человек вот так, за здорово живешь, сгорает?

— Говорят, сгорает.

— Что значит, говорят? Ты же видел!

— Я-то видел, но трудно сказать, что именно. Актер вдруг загорелся…

— Петя Звягильский! Бывал у меня, вон на фотке, — Митрич махнул рукой в сторону фотографий на стене. — С автографом. Царствие ему небесное. Нормальный мужик был. Бедняга! Аж не верится… Олежка, а может, шаровая молния?

— Нет, Митрич. Не молния. Там работают криминалисты, пока ничего не известно. Нас продержали в театре два часа, допрашивали, что да как. Сейчас подгребет Леша Добродеев, может, чего просочилось. У него везде свои люди.

— А отчего оно бывает, это самовозгорание?

Монах пожал плечами:

— Мнения на сей счет расходятся. Летописные источники свидетельствуют, что самовозгорание имело место быть на протяжении всей истории человечества, называлось дьявольским огнем и постигало грешников. Существует также версия, что самовозгораются курящие алкоголики, проспиртованные и прокуренные. Так что разброс мнений достаточно широк, на все вкусы — для верующих и агностиков.

— Леша! — закричал вдруг Митрич. — Леша пришел!

Журналист Алексей Добродеев неторопливо подошел, уселся. Лицо его было мрачным.

— Ну что, Леша? Что нового? — нетерпеливо спросил Митрич. — Что-нибудь уже известно?

— Ну, кое-что… есть предположения, — сказал Добродеев загадочно.

— Какие? — спросил Митрич, умирая от любопытства.

— Ну… — Добродеев, напуская туману, пошевелил пальцами.

— Это белый фосфор? — спросил Монах.

— Откуда ты знаешь? — остолбенел Добродеев.

— Не вижу другого объяснения, Леша. Белый фосфор на воздухе самопроизвольно воспламеняется, поэтому его хранят в определенных жидкостях. Например в сероуглероде. Когда жидкость испаряется, фосфор вспыхивает. Это элементарно доказывается, мы, помню, валяли дурака на уроках химии в старших классах, воспламеняли свечу. Ничего другого я себе не могу представить. Я прав?

— Ты, Христофорыч, всегда прав, — разочарованно сказал Добродеев.

— Ты же сказал, самовозгорание! — напомнил Митрич. — Тогда… что же это получается? Его облили этой жидкостью?

— Я предположил, чисто гипотетически. Но я не верю в самовозгорание, Митрич. Думаю, его облили этой жидкостью, а когда она испарилась, он загорелся.

— То есть это… что? Убийство? Господи! — Митрич перекрестился.

— Как ты догадался? — спросил Добродеев.

— Я не догадался, я с самого начала предположил. Самовозгорание, в которое я не верю, или фосфор. Больше ничего путного я не придумал.

— И ничего не сказал!

— Нужно было подумать, Леша, я ведь мог ошибаться.

— А где его взять, этот сероуглерод? — спросил Митрич.

— Да где угодно. Можно даже получить в домашних условиях — пары серы пропускаются через раскаленные угли, но это трудоемкий процесс. Тем более он ядовитый. В Интернете даже картинка есть, как построить перегонный аппарат. Но лично я купил бы, чтобы не заморачиваться. В аптеке должны продавать. Кстати, это хороший растворитель.

— В аптеке?

— В аптеке. Знающие люди говорят, сероуглеродом можно лечить алкоголизм. Но побочные эффекты таковы, что лично я продолжал бы пить.

— А фосфор?

— Набери в Интернете «купить фосфор» и получишь. Было бы желание, Митрич, сам знаешь.

…Олег Христофорович Монахов, Монах для близких и друзей, был необычной личностью. Даже внешность у него была необычной. Он был толст, большеголов, с длинными русыми волосами, скрученными в узел на затылке, и рыжей окладистой бородой. С голубыми пытливыми глазами, которые видели собеседника насквозь. Бабульки крестились при виде Монаха, принимая за служителя культа, а он серьезно кивал и осенял их мановением длани. Весь его облик излучал такое вселенское спокойствие и безмятежность, что всякому хотелось его потрогать в надежде, что и на него перейдет кусочек благости.