– Виноват, товарищ генерал! – выдавил он севшим отволнения голосом. – По всему поезду документы проверяем… приказначальства… Если бы знал, я бы не посмел…

– Ни в чем ты не виноват! – усмехнуласьГалина. – Приказ есть приказ, проверяешь документы – так у всех проверяй!

– Так точно! – Сержант от усердия пустилпетуха. – Убийцу ищем… поэтому все вагоны приказано проверить…

– Убийцу? – удивленно переспросила ГалинаИвановна. – Разве при экстренной остановке были жертвы?

– Никак нет! – Сержант приободрился, поняв, чтогенерал не все знает. – В этом вагоне убита женщина. Ее попутчик пропал…Скорее всего он и есть убийца…

Надежда снова почувствовала толчок снизу: на этот разВиктор, наверное, дернулся от волнения. Чтобы скрыть этот подозрительный фактот милиционеров, а особенно – от наблюдательной Галины Ивановны, она привстала,чтобы достать со столика бутылку минеральной воды.

– Почему вы думаете, что убийца – попутчик тойженщины? – спросила она, отпив глоток воды.

Сержант посмотрел на Надежду недоуменно. С одной стороны,она казалась особой, недостойной внимания, и отвечать ей вовсе не обязательно.С другой – ехала в одном купе с генералом… Кто ее знает, может, тоже большоеначальство!

– Потому что кто же еще? – проговорил онстрого. – Опять же, купе ночью изнутри запирают, так что никто постороннийтуда попасть не может… и сбежал, опять же, чем подтвердил свою вину…

Диван под Надеждой снова вздрогнул.

– Наверное, сейчас поедем… – с надеждой в голосепроговорила Галина Ивановна.

– Разрешите продолжить проверку? – отчеканилсержант, повернувшись к ней. Кажется, он окончательно свыкся с высоким званиемпассажирки.

– Разрешаю, сержант! – ответила та и, едва дверьзахлопнулась за милиционерами, повернулась к Надежде: – Странно, однако: поездостановился, и тут же – убийство…

Диван под Надеждой снова вздрогнул, но на этот развздрогнула и посуда на столе, и зеркало на стене, лязгнули стыки междувагонами, и поезд медленно двинулся вперед.

– Ну слава Богу, наконец поехали… – вздохнулаГалина Ивановна и снова принялась переодеваться ко сну.

На этот раз Надежда даже не пыталась заснуть: к стуку колес,к духоте, к сонному бормотанию попутчицы прибавилось сознание того, что под еедиваном, неудобно скорчившись, лежит живой человек.

Спустя примерно час, убедившись, что со стороны Галиныдоносится ровное сонное дыхание, изредка перемежающееся тихими музыкальнымивсхрапами, Надежда свесилась с дивана, приникла к щели рундука и прошептала:

– Ну как ты там?

Дыхание Галины затихло, и генеральша хорошо поставленнымголосом проговорила:

– Нормально!

Надежда замерла, испуганно глядя на соседку. Но таперевернулась на другой бок и снова заснула.

Больше попыток разговаривать с Виктором Надежда непредпринимала. Заснуть она тоже не смогла, так и пролежала до утра, ворочаясь сбоку на бок и прислушиваясь к доносящимся из рундука звукам. То ей казалось,что она слышит дыхание Виктора, то все затихало, и она в панике замирала,думая, не умер ли он там от удушья.

Действительно, если даже в купе была немыслимая духота, тотрудно было даже представить, что чувствует скорченный и запертый в ящикечеловек…

«И почему это должно было случиться именно со мной? –обреченно думала Надежда. – Подумать только, в Москве я не была нескольколет. И как только собралась навестить родственников – появляется ВитькаБегунов, с которым мы не встречались лет двадцать, да не один, а с девицей,девицу тут же убивают, а Витька просит меня о помощи. Отчего он не побежал вдругое купе?»

Тут перед мысленным взором Надежды предстал разгневанныймуж, как это часто бывало, когда Надежда Николаевна попадала в разныенеприятности. Ибо муж ее, Сан Саныч, был твердо уверен, что все неприятностиНадежда призывает на собственную голову своим легкомысленным поведением. Онавечно суется туда, куда ее не просят, понукаемая своим феноменальнымлюбопытством.

«Но что я должна была делать в этой ситуации? – поинерции стала оправдываться Надежда. – Сдать Витьку милиции? Так-то яотплатила бы ему за дружбу. Или не входить в свое купе первой, подождать ГалинуИвановну? Та-то уж бы не растерялась, самолично Витьку бы задержала. А я виделачеловека, который соскочил с поезда, если Витя невиновен, то девушку убил он,больше некому. Можно проверить списки пассажиров, вычислить, кого нет…»

Надежда вспомнила вдруг, как в Бологом кто-то разговаривал спроводницей, и поняла, что убийца подсел именно на этой станции. В Москве безбилета сесть трудно, да еще в СВ. В Твери – рано, вдруг кто заметит. А вБологом – в самый раз: глубокая ночь, пассажиры спят. Сунул проводнице денег,она и пустила. Так что не найти его, потому что никто не видел, а проводница низа что не признается – может работы лишиться.

Надежда тяжело вздохнула.

Этой ночью она так и не смогла уснуть. За окном заливалась вчьей-то машине сигнализация, по полу тревожно бегали квадраты тусклого ночногосвета. Чувство потери не проходило. Осознав это, она горько усмехнулась втемноте. Опять начинается прежняя депрессия. Какая еще потеря? Она давно ужепотеряла самое дорогое – отца, и примирилась с этой потерей. Ее сумел убедить вэтом психиатр, которого притащил Стас.

Оттуда не возвращаются, сказал доктор, вы должны осознать,что никогда уже не увидите отца живым. Не вините себя в его смерти, он долго итяжело болел, и смерть явилась ему избавлением.

Доктор повторял это много раз, и однажды она не выдержала ирассказала ему все.

Отец так и не оправился после инсульта. В больнице сказали,что надо радоваться тому, что парализовало его только частично. Отец мог ходить,немного подволакивая ногу, правая рука была скрючена и прижата к боку. Онничего не говорил, только мычал, ей казалось, что сердито и недовольно.

Врачи обещали, что со временем речь восстановится, но отецчувствовал себя все хуже и хуже, раздражался по пустякам, смотрел на свою дочь,злобно сверкая глазами, она же всякий раз принималась плакать от жалости кнему. Тогда он еще больше злился.

В издательстве пошли навстречу и разрешили работать дома,поскольку она не могла оставить отца одного, он был абсолютно беспомощен,рубашку не мог застегнуть одной рукой. Нужна была сиделка; дорогие лекарства,массажистка и занятия по восстановлению речи стоили много денег, которых небыло. Отец до болезни читал лекции по физике для студентов вечернего отделения,она редактировала чужие тексты, преимущественно на научно-популярную тематику.Накоплений у них не было. Врачи пожимали плечами и не давали никакихобнадеживающих прогнозов, да она и сама видела, что отцу все хуже и хуже. Ивот, когда однажды утром он не смог здоровой рукой удержать чашку с горячимчаем, она решилась и сказала, что нужно попросить денег у матери. Он закричална нее – страшно, без слов. Не закричал – завыл. Она ужасно испугалась, тогдаон дрожащей рукой нацарапал на листке бумаги одно слово – «Прокляну!».