– Ну, на баскетболе и в походах так не накачаешься, наверняка спортзал посещает, – резюмировала мать и ушла на кухню.

А я отползла в свою комнату, рухнула ничком на диван и приготовилась плакать. И вроде бы причины не было, но вдруг на душе стало так тревожно и тоскливо, будто потеряла что-то. Потеряла, чего не имела, и теперь не знаю, как дальше жить без этого. Куда я только смотрела, спрашивается? Почему в моем представлении Сашка остался примерно на уровне пятого класса, когда он и меньше меня был ростом, и в самом деле полненьким, с пухлыми смешными щечками? Как, скажите, я ухитрилась ослепнуть на целых пять лет?!

Мать уже вовсю ругалась, что ужин стынет, а я никак не могла оторвать глаз от Сашкиного лица на общей фотографии девятого класса. Даже спать улеглась, засунув ее под подушку. И на другой день бежала в школу, задыхаясь от волнения, от дурацкой улыбочки сводило губы. Я просто умирала от желания как можно скорее увидеть Сашку – и что же? Он всего лишь коротко мне кивнул и уткнулся в тетрадь по алгебре, в которой что-то дописывал торопливо, не иначе десятый вариант решения задачи, он же у нас чертов математический гений! Я плюхнулась на стул рядом, хотя вообще-то мы сидели с Линой за второй партой у окна, а Дятлов с Мажейкасом – за нашими спинами. Но на переменах мы часто менялись местами, вот и сейчас я опустилась рядом с Сашкой, подождала немного – не обратит ли внимание. Нет, даже головы не повернул. Тогда я достала одну из наших общих детских фоток, подсунула ему под руку. Сашка на секунду замер, потом поморщился:

– Убери. На дух не выношу своих старых фотографий. Можешь меня отрезать, а свою мне подарить – ты тут очень миленькая.

– Почему не выносишь? Ты такой смешной был, как медвежонок.

– Вот потому и не выношу.

– Ой, да ладно, ты же изменился. А я… я изменилась?

И снова подтолкнула к нему фотку. Саня на нее оценивающе глянул, потом перевел взгляд на меня, уронил голову сначала на одно плечо, потом на другое.

– Хм, даже не знаю, что сказать, чтобы не огрести. Вы же, девчонки, терпеть не можете меняться.

– Вот только не надо меня обобщать! – взвилась я. – Думаешь, мне бы хотелось сейчас выглядеть как в третьем классе?!

– А, ну тогда перемены налицо конечно же, – заверил меня друг, даже по плечу потрепал. – И ты оправдала все ожидания! Слушай, извини, я тут кое-что хочу доделать до звонка.

Я молча вернулась на свое место: стало очевидно, что на самом деле никаких перемен Сашка во мне не увидел. То есть увидел, конечно, но… не осознал. Не обновилась я в его сознании, проще говоря. С тех пор прошло почти полгода, и я со страхом замечаю, что Сашка продолжает отдаляться от меня.

Конечно, я была в курсе, что в семье у Дятлова какие-то проблемы, вроде как Сашкин отец растратил деньги, выделенные ему государством по гранту, и едва-едва не очутился в тюрьме. С Сашкой мы на эту тему никогда не говорили, случилось это в прошлом учебном году, и я полагала, что все уже в порядке: ведь он по-прежнему учится в нашей отнюдь не дешевой гимназии, нормально одевается, имеет карманные деньги – значит, обошлось и говорить тут не о чем. Домой к себе Саня давно уже не приглашал, ну он и живет далеко, за городом, в частном доме.

Ходить в кино на каждую премьеру – наша традиция. Обычно вчетвером, но вчера Кимка и Вилли покаялись, что случайно посмотрели этот фильм по компу, не разобрались сразу, что новый. И второй раз их не тянет, фильм так себе, едва на троечку.

– Может, не пойдем? – тут же повернулся ко мне Сашка, вопросительно свел домиком пушистые брови.

У меня в который раз за последнее время заныло в груди: он что, только и ждет повода от меня избавиться, даже традицию готов нарушить?

– Пойдем, – отрезала я. – А если ты не хочешь, то я и одна могу!

– Ну вот еще, на фиговый фильм, и одна, – расплылся в улыбке Дятлов, и мне стало легче дышать.

И вот сейчас все мои надежды сосредоточились на походе в кино, как будто он должен был все изменить в правильную сторону. Придирчиво вглядывалась я в свое отражение, будто собиралась подвергнуть зеркало допросу с пристрастием. Хотя я ведь не слепая и сама знаю, что на внешность мне жаловаться не приходится. Доказательство тому – десяток разбитых сердец, начиная еще с детского сада.

Я внимательно окинула себя отстраненным взглядом: темно-пепельные пышные волосы до плеч, а одна боковая прядка у лица совершенно белая, вроде как седая. Было время, когда я стеснялась этой аномалии, даже закрашивала в парикмахерской – но это давно в прошлом. Потом-то я сообразила – а мать постоянно твердила об этом, – что седая прядь придает моему образу нужную изюминку. Лицо у меня овальное, черты правильные, глаза не сразу поймешь какого цвета, вроде серые – очень светлые, перламутровые, – но могут менять оттенок то в зелень, то в синеву, зависит от настроения. Брови и ресницы такие насыщенно-графитовые, что в младших классах некоторые вредные учителя даже подвергали меня испытанию намоченным платком или отсылали мыться в туалет. Жаль, конечно, что я совсем не похожа на мать, она в юности была настоящей красавицей, но и так сойдет, жить можно. Но как, как сделать так, чтобы Сашка наконец меня увидел по-новому?!

Вот, к примеру, пришла бы я к Сашке домой, а его мать закричала с порога что-то типа: «Ой, Даночка, какой же ты стала красавицей!» Глядишь, у него в мозгах что-то и щелкнуло бы, переключилось на нужную волну. Но в гости Саня меня не зовет, нужно искать другие пути.

И вдруг я придумала. Все должно случиться сегодня, прямо в кино. Я приду туда грустной, подавленной, сделаю вид, будто ничто мне не в радость. Сашка парень добрый, он наверняка спросит, что случилось, и вот тогда я, давясь слезами, расскажу, что на улице какие-то парни обозвали меня уродиной. Доверчивый Дятлов бросится доказывать, что это не так, описывать мне же, какая у меня замечательная внешность. А при этом и сам ко мне повнимательней приглядится, и вот тут-то…

Тут мой взгляд упал на часы, я ойкнула и бросилась вон из дома. Мать сегодня ушла раньше обычного, предупредив, что подвозить меня до школы будет некому и чтобы выходила с запасом. Само собой, я об этом благополучно забыла и в класс физики ворвалась со звонком. Пока шла к нашей с Кимкой парте, убедилась, что место рядом с Вилли пустует, и так растерялась, что едва не двинулась в обратном направлении, прочь из класса, прямо навстречу хмурому физику в вечно измазанном мелом костюме.

– Куда-а? – Кимка успела поймать меня за край юбки, притянула на стул.

Видя, что я ни на что не реагирую, сама достала из моего рюкзака все для урока, руки мне сложила, воротник школьного жакета поправила. Вот для чего нужны настоящие друзья! Пока она все это проделывала, я как раз сообразила, что Сашка отбыл на математическую олимпиаду в Питер и что он предупреждал меня об этом вчера, но клятвенно обещал успеть к сеансу и уже забронировал на него билеты. Я счастливо выдохнула.

Учебный день пролетел быстро, и в два часа я уже входила в ТЦ, заранее навесив на лицо маску скорби и печали. Сашку я приметила со спины, он у кассы выкупал наши билеты. Подошла, постучала пальцем по плечу, он повернулся – тут я охнула и отшатнулась. Правая щека у моего друга была рассечена, от носа до уха тянулся тонкий, заклеенный стягивающим пластырем порез, вокруг расплывался синячище разной степени багровости.