в один фунт, тщательно завертывалась в бумагу и укладывалась в полукруглые корзины. Разорванное платье матросов, находившихся на театре войны, присылалось для починки в Японию, — эту работу с удовольствием брали на себя женщины. Одно отделение рядом было занято портными, кроившими новое платье для матросов. Соседний цейхгауз был до самой крыши наполнен запасами чая и мясных консервов, — военной добычей, взятой у русских. Следующий визит наш был в морской госпиталь, который, впрочем, во время войны охотно принимал не только матросов, но и солдат. Во время нашего посещения там находилось около 300 больных и раненых, прибывших с театра войны. Большинство из них принимало участие в осаде Порт-Артура; раны их были почти однородны: ожоги и поранения ядрами. Арсенал в Сасебо работал так же напряженно, как и арсенал в Куре. Плавка, отливка, необходимые исправления, все входило в сферу его лихорадочно энергической деятельности! Но интереснее всего виденного нами в арсенале несомненно были отбитые у русских военные запасы и пушки, в числе которых находились орудия, снятые с «Варяга». Пушки, ружья, патроны, ядра, гранаты, принадлежавшие к этой интересной коллекции военной добычи, были тщательно занумерованы и снабжены особыми билетиками.

Впечатление, вынесенное нами из очень продолжительного, и правду сказать, утомительного осмотра, можно кратко резюмировать таким образом: адмиралтейству в Сасебо несомненно предстоит блестящая будущность: в очень скором времени оно смело может стать наравне с лучшими адмиралтействами мира. Хотя главный центр постройки новых судов — это Куре, но Сасебо, благодаря сравнительно небольшой глубине залива и большим незастроенным пространствам, останется главной станцией для ремонта, и наиболее удобным пунктом для перевооружения кораблей.

На следующий день я съехал на берег вместе с капитаном Такараби, чтобы набросать несколько эскизов и интервьюировать главного командира — адмирала Самиджима. Это большего роста старик, с прекрасной головой и очень резкими чертами лица; рот и подбородок свидетельствуют о силе характера и решительности, но веселые искорки в блестящих глазах выдают прирожденный юмор. Все соглашались с моим мнением, что адмирал — лучшее из виденного нами в Сасебо. Это был один из доморощенных адмиралов, так как все морское образование он получил в Японии, но одиннадцать лет тому назад он посетил Англию, о которой вспоминает с удовольствием, и Францию, куда был послан на короткое время своим правительством посмотреть, как идет постройка заказанного крейсера.

«А как же вам нравится наша японская пища?» — задал он мне неожиданный вопрос.

«Очень нравится, — ответил я, — она излечила меня от несварения желудка. Дайте мне пару палочек, и я вам покажу, как ловко я умею с ними управляться!» Так как палочек в настоящий момент под руками не оказалось, пришлось прибегнуть к помощи двух ручек для пера, которыми я маневрировал так успешно, что заслужил полное одобрение адмирала. Были поданы папиросы и обычный очень жидкий, но очень освежающий японский чай. Наше правительство сделало бы очень полезное нововведение, введя этот чай в паек армии и флота: он гораздо лучше восстанавливает и поддерживает силы, чем спиртные напитки. Самиджима согласился позировать мне для эскиза, сидя с папироской у своей жаровни, составляющей необходимую принадлежность каждого присутственного места в Японии. После сеанса он любезно доставил меня на «Маншу-Мару» на своей собственной шлюпке. При расставании адмирала с нами с обеих сторон было высказано много искренних пожеланий всего хорошего. Наш путь лежал в Чемульпо. Буксирный пароход с адмиральским оркестром военной музыки сопровождал нас до выхода из гавани, а два миноносца конвоировали на двадцать миль.

Хотя разрисовка вееров считается неоспоримой специальностью японцев, но во время нашего перехода я тоже попробовал свое искусство на веере, предназначенном для маркиза Курода, бывшего представителем императора на «Маншу-Мару». Работа моя встретила полное одобрение и мне пришлось разрисовать еще несколько вееров для моих друзей. Переход из Сасебо в Чемульпо ознаменовался только еще одним интересным происшествием: я получил от Нэбешима подарок — бутылку виски «Банзай».

24-го мы увидели берег Кореи. Никогда не забуду я нежно-лиловых тонов прибрежных скал и островов, вырисовывавшихся на ярко-желтом небе. Пейзаж оживлялся живописными рыбачьими лодками, напоминавшими и джонку, и сампан. Рыбаки носят длинные волосы и причесывают их на манер японских борцов. В отдалении, на горизонте виднелись дымы многочисленных транспортов, направлявшихся в Дальний. Наш пароход шел хорошим ходом, делая шестнадцать узлов. Остерегаясь подходить близко к бесчисленным скалам и отмелям этого второго внутреннего моря, мы прошли внешним фарватером. В темноте здесь очень опасно: вдобавок на весь берег всего два маяка и оба из них в Чемульпо.

На следующее утро, после завтрака, только что я принялся за набрасывание портретов членов верхней палаты, оказалось, что в салоне доктор начал прививать всем желающим оспу. Это была интересная сцена: почти все японцы и английский агент, капитан Джэксон, решили подвергнуться этой операции, но большинство европейцев уклонилось. Тем не менее, предохранительная прививка была далеко не лишней: оспа свирепствовала не только в Корее, но фактически на всей территории, занятой нашими войсками.

В тот же день пароход прошел мимо целого архипелага маленьких островков, исключительно населенных рыбаками. Самый большой из них всего в шесть акров: на нем три или четыре хижины с небольшим клочком земли, засеянным ячменем. На вершине островка маленький лесок, откуда обитатели пользуются топливом.

Одно из развлечений пассажиров «Маншу-Мару» заключалось в собирании мнений насчет вероятного момента падения Порт-Артура. Большинство голосовавших сходилось на том, что это событие нужно ожидать около 30 августа. Вообще за весь переход мы совершенно не имели времени скучать: капитан Такараби делал все от него зависевшее для развлечения своих гостей. Например, у нас была устроена контора потерянных вещей, состоявшая из простого крюка, вбитого в переборку, и рядом с ним — доска для объявлений. Сюда приносились все найденные предметы: трубки, веера, перья, и здесь они висели, пока не находился их законный собственник. Веер составляет непременную принадлежность японского туалета; жара и множество мух делают его решительно необходимым, и в этом большинство из нас убедилось на собственном опыте. Принимая во внимание, что 55 пассажиров «Маншу-Мару» принадлежали не менее, как к десяти национальностям, можно себе представить, до чего было трудно согласовать меню обеда с такими разнообразными вкусами! Большею частью стол был на европейский манер; запас вина и сигар казался неистощимым… Изгнав раз навсегда из нашего обихода все разговоры на политические темы, в общем мы уживались все прекрасно.

Наш путь пролегал мимо очень оригинальной группы островков, представлявшей разрушенные края старинного кратера, которые выходили из-под воды. Здесь приливная волна напоминает Портленд, достигая быстроты семи миль в час. Море было нежного, голубовато-зеленого цвета; отмели обозначались более темным оттенком. Впереди главной группы одиноко возвышается отдельная скала, имея вид часового. После завтрака мы проходили то место,