class="p1">Около полудня все очень встревожились внезапным появлением пяти пароходов, державших курс прямо на залив. Оказалось, что это японские транспорты; на одном из них находились команды для смены матросов на Порт-Артурской эскадре. Эти транспорты, подобно нам, зашли в Хайджу получить свежие известия о владивостокской эскадре. Узнав, что она возвращается обратно, мы двинулись вверх по реке. Еще до полудня следующего дня мы стали на якорь в Чиннамбо. Это незначительное местечко, перейдя в японские руки, уже становится большим и цветущим городом, но главной целью нашей поездки являлся Пхеньян, древняя корейская столица. Первый выстрел настоящей войны был сделан в Чиннамбо: японцы прогнали незначительное количество расквартированных там казаков. Офицеры и главные резиденты наперерыв старались оказать нам самое широкое гостеприимство, которое теперь мы даже начинали находить совершенно в порядке вещей.

Первую половину нашего путешествия в Пхеньян мы сделали на просторном комфортабельном пароходе «Киодо-Мару». Река Таидоко (в переводе «большая похожая река») орошает равнины Пхеньяна, имя которого означает «жатвенные поля». Общий характер местности мало интересен, если смотреть с реки: илистая низменность с небольшими возвышенностями на заднем плане. На реке много рыбачьих лодок, занимающихся преимущественно ловлей креветок. Поднимаясь далее вверх по реке, местность меняет характер: илистая низменность переходит в обширные, плодородные равнины. Это — вход в долину Пиньянга, — самую лучшую местность для возделывания риса на всем Востоке! Отмели реки очень походят на берега Темзы в ее верхнем течении: те же спокойные заводи и тихие, тенистые уголки.

Река так обмелела, что «Киодо-Мару» не мог подойти к городу ближе, чем на три или четыре мили. Нам пришлось пересесть на маленький пароходик. В 4 часа мы стали на якорь против ворот Пхеньяна, типического китайского города, обнесенного стеной. Верхние зубцы стены и все дома, находившиеся за внешней оградой, были облеплены густой толпой любопытных. Корейцы всегда флегматичны. Эта их неизменная апатия представляет крайний контраст с неутомимой, бьющей через край энергией наших хозяев. Перед фронтом стены, густо занятой народом, вытянулась цепь японских полицейских. Опрятно одетые девочки-ученицы пропели несколько приветственных песен. Поистине изумителен прогресс в Пхеньяне и других местностях со времени появления там у власти японцев! Корея теперь находится в переходном состоянии и быстро цивилизуется под благотворным влиянием этих волшебников, — этих англичан востока!

Сойдя на берег по мосту из лодок, мы должны были протискиваться через эту неприятную толпу к воротам, где, по случаю дождя, давка и толкотня были еще сильнее. Наш прием состоялся в караульной комнате, по которой свободно гулял ветер. Главная улица Пхеньяна немногим лучше дурно протоптанной тропинки по грязному полю. Наши зонтики цеплялись за карнизы домов, многие из которых гораздо хуже собачьих конур. В одном помещении с людьми находятся ослы и свиньи; народ везде живет в неописуемой, невообразимой грязи. Городская ратуша служит главной квартирой для солдат. Здесь нас приветствовал командующий отрядом и показал различные образчики местной добывающей и обрабатывающей промышленности.

Следующий наш визит был сделан на поле битвы, где стоит памятник в честь павших в сражениях японских героев в 1894–95 гг. Это небольшое пространство хорошо содержится, обнесено оградой и засажено фруктовыми деревьями. Прогулявшись по старинным сосновым рощам, мы дошли до древней могилы принца Ки-Тзи, погребенного, как говорят, 32 века тому назад. Стены, окружающие город, сходятся под острым углом на высочайшей точке поля сражения — 700 футов от уровня моря. Вид оттуда прелестен — перед глазами раскидываются равнины, река, горы, леса и развалины древних городов.

Эта продолжительная прогулка возбудила в нас сильный аппетит и мы с удовольствием направились в старый замок, где нас ожидал обильный обед. Рассказывают, что много лет тому назад, знаменитый китайский ученый, некий Кин-ту-ген, приезжал сюда, чтобы изучить несколько древних поэм, частью украшавших стены дома, частью напечатанных в хранящихся здесь старинных книгах. Но, по его мнению, ни одна из поэм не описывала в достаточно яркой и сильной степени всю красоту расстилавшейся перед глазами дивной картины. Неожиданно он почувствовал прилив вдохновения: выйдя вновь на веранду, он написал две строки:

«Перед замком течет могучий поток божественной вечности;

На востоке обширной равнины кое-где виднеются горы»…

Красота природы, а вернее реакция после охватившего его возбуждения так сильно его потрясли, что он, горько рыдая, убежал с веранды и немедленно покинул эту местность.

В Пхеньяне существует своеобразное учреждение: школа для обучения императорских наложниц разным искусствам, которая содержится исключительно для надобностей императорского двора, так как Пхеньян славится красотой своих женщин.

Со времени перехода власти в руки японцев это учреждение потеряло свой прежний блеск; вероятно, под их влиянием скоро оно будет и совсем уничтожено.

По возвращении из этой экскурсии мы узнали о получении следующей телеграммы: «Русская эскадра вышла из Порт-Артура в 6 ч. 30 м. Соединенные эскадры адмирала Того двинулись ей на встречу». Капитан Такараби тотчас отправился на «Маншу-Мару», по его словам, — к устью реки, по нашим же предположениям — на театр военных действий, так как наш вооруженный транспорт, собственно, и предназначался для надобностей разведочной службы. На время отсутствия Такараби, все заботы о нашем комфорте и удовольствиях принял на себя капитан Ямагуши. Вообще, нам не давали скучать. Маркиз Курода, принадлежащий к одному из древнейших родов Даймё, устроил поездку в прелестное живописное местечко вверх по реке. Мы отправились на большой джонке, устланной циновками и снабженной тентом, которую вел на буксире пароход. Поездка была тем интереснее, что дала нам случай видеть корейского земледельца в его домашней обстановке.

Деревенские дома корейцев ничем не отличаются от китайских. В один из них мы зашли. Особенной зажиточностью он не отличался, но хозяин сказал нам: «целые поколения моих дедов и прадедов жили и умирали на этой земле; я обязан остаться здесь, следить и ухаживать за их могилами». Перед отъездом мы хотели сделать любопытный фотографический снимок молодого быка, окруженного целой группой детей, но он неожиданно оскорбился нашей фамильярностью, и, нагнув голову, стремительно кинулся на фотографа. Тот еле спасся поспешным бегством. Хозяин изысканно вежливо извинился перед нами за поведение быка, объясняя, что до сих пор ему приходилось видеть только белые платья, и что он испугался черного цвета наших костюмов.

Мы познакомились с местным крупным помещиком, мальчиком 13 лет. Не зная обычаев страны, я пошутил с ним, как с подростком, в ответ на его просьбу взять с собой, чтобы показать корабль. Очевидно, это его крайне оскорбило, так что один из моих японских друзей даже заметил мне: «Вы его очень обижаете, называя мальчиком. Он молодой корейский дворянин, имеет жену 14 лет и владеет большой земельной собственностью».

В Пхеньяне мне рассказали очень романическую историю одной императорской фаворитки, специфически восточную, точно заимствованную из Тысяча одной ночи.

Фаворитка