Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я открыла дверь как раз вовремя, чтобы увидеть отъезжающий курьерский автомобиль, и, взглянув вниз, обнаружила у своих ног посылку. Папа заказывал много дерьма; возможно ли, что у него была какая-то автоматическая подписка, которую нужно было отменить теперь, когда его не стало?
Но нет. На этикетке, приклеенной к коробке, ясно значилось «Сэмюэл Деннингс» и номер соседского дома.
Полуночный грузчик!
Темно-синий грузовик стоял у него на подъездной дорожке, поэтому, не успев дважды подумать, я направилась к его крыльцу и постучала в дверь. Я могла бы просто оставить коробку, но это бы меня не удовлетворило. Теперь, зная имя этого парня, я хотела получше рассмотреть его.
Я уже собиралась постучать во второй раз, когда он, наконец, открыл дверь. Я не была готова к тому, что мы окажемся буквально нос к носу, и автоматически сделала шаг назад, держа перед собой коробку, точно барьер.
На нем все еще были брюки цвета хаки, но рубашка с закатанными рукавами была расстегнута и слегка съехала набок. Его темные волосы прикрывали один глаз, но я заметила, как он скользнул по мне оценивающим взглядом. По крайней мере, на этот раз на мне не было пижамных штанов, заляпанных кофе.
Утром я надела то, что, по сути, являлось моей униформой – черные леггинсы, черную футболку, волосы собрала в небрежный пучок и подкрасила глаза, потому что, черт возьми, почему бы и нет. Тем не менее я подавила желание поправить одежду, чтобы убедиться, что мой живот не обнажен.
Не то чтобы меня волновало, что он думает…
– Я полагаю, это ваше, Сэмюэл, – произнесла я, протягивая коробку. Он на мгновение замер, прежде чем взять ее. Я не могла не заметить, что планировка пространства за его спиной та же, что у моего отца, но зеркальная. И, черт возьми, там было намного чище! Казалось, нет никакой необходимости говорить что-либо еще, поэтому я повернулась, чтобы уйти и тут же услышала, как он прочистил горло и что-то пробормотал.
– Что? – спросила я, оборачиваясь.
– Сэм, – повторил он. – Меня зовут просто Сэм.
– Ну что ж, просто Сэм, – ответила я. – Если бы вы просто указали номер своего дома на почтовом ящике, путаницы, вероятно, не случилось бы.
Это прозвучало довольно стервозно, хотя я этого не хотела. Зачем вообще нужно было критиковать почтовый ящик этого парня? Конечно, мне было тревожно возвращаться в папин дом, и я все время чувствовала себя на взводе. Тем не менее не стоило вымещать это на ни в чем не повинном человеке. Хорошо бы дружить со своими соседями. Я читала историю о семье из Нью-Джерси, которая получала загадочные записки от некоего наблюдателя, пока в конце концов им не пришлось съехать.
Я перевела дыхание и попыталась исправить ситуацию.
– Кстати, спасибо, – заговорила я, чувствуя, что даже это прозвучало сухо и слегка грубовато. Я неопределенно махнула рукой в сторону своей машины, а он уставился на меня, наморщив лоб. – За помощь со столом.
Мужчина прислонился к дверному проему, и я попыталась не обращать внимания на то, что на самом деле он довольно привлекателен. Он продолжал вертеть в руках коробку, и от этого движения мышцы на его предплечьях, покрытых легким пушком темных волос, напрягались. Возможно, из-за моих недавних разговоров о воздержании, я почувствовала, как мои ладони становятся липкими.
– Вы ведь Фиби? – произнес он наконец.
Ладно, похоже, ему нужно придумать новое прозвище. Уличный Шпион. Преследователь-Экстрасенс. Последнее лучше произнести это вслух, чтобы получить аллитерационный эффект.
Должно быть, он заметил растерянное выражение моего лица, потому что сдул волосы с глаз и сконфуженно мотнул головой. Оказалось, у него голубые глаза.
– Я был на похоронах, – проговорил он. – В январе. Сожалею о вашем отце.
Вот оно что! Это все объясняло – в конце концов, он сосед моего отца. Тем не менее мысль о том, что он был там и у него было достаточно времени, чтобы понаблюдать за мной и моей семьей, прежде чем я даже узнала о его существовании, заставила меня насторожиться и смутиться. Конечно, у него не было причин обращать на меня особое внимание в тот день. Но я не могла не представить себя глазами незнакомца, и увиденное мне не понравилось.
Во-первых, я выглядела дерьмово. Мы с Коннером, в редкий момент родственной близости, решили накануне вечером напиться. И оба мучились от похмелья во время похорон, но, если Коннер все еще был похож на человека, я выглядела так, словно сделала макияж на Хэллоуин: невероятно бледная, с фиолетовыми кругами под глазами.
К тому же я забыла взять с собой подходящую к черному платью обувь, в результате пришлось надеть золотистые блестящие балетки с острым носком, напоминавшие мигающую неоновую вывеску посреди окружающих меня мрачных одежд. Я – женщина, которая девяносто пять процентов времени одевалась в черное, никак не должна была облажаться в этом аспекте, но увы.
Мое драпированное платье из муслина, выглядевшее неземным на модели сорок второго размера, на мне смотрелось так, словно я обернула вокруг себя сшитые воедино костюмы танцевальной труппы. Садясь, я боялась, что люди будут сваливать на меня грязные вещи.
Но, возможно, хуже всего то, что я не знаю, выглядела ли я тогда… убитой горем. Похороны прошли как в тумане. Смерть отца стала шоком – ему было немногим больше пятидесяти, обычно у людей в его возрасте еще есть время в запасе.
Весь тот день казался сюрреалистичным, будто я находилась в ужасном сне или в чьей-то чужой жизни. Я не знала, что говорить или как себя вести, и поэтому просто замкнулась, ушла в себя, как делала это ребенком, когда мне требовалось немного тишины.
И теперь люди постоянно говорили мне нечто подобное. Мой научный консультант, когда услышала, почему мне нужно перенести нашу встречу. Пара человек с моего курса, когда я проговорилась на вечере настольных игр. Мой домовладелец, когда я рассказала ему, для чего уезжаю во Флориду.
На этот раз их произнес Сэм, вероятно, он говорил мне эти слова и на похоронах, хоть я и не помню. И сейчас так же, как тогда, я не знала, что ответить. Мы не были настолько близки? На самом деле, он не