– У меня всегда сто десять было! – опешила Вера. – Это… гипертония?

– Давайте не будем спешить с диагнозом, – оборвала ее Милена. Попросила: – Сядьте на кушетку, снимите туфли.

Впрочем, отеки у Бородулиной и так видны. Да еще лицо изможденное, серое. И одышка ощутимая. Как она, бедная, живет?

– Вам обязательно нужно сдать кровь. Для начала обычные клинику с биохимией, – безапелляционно произнесла Милена. – А УЗИ давайте прямо сейчас сделаем.

Вряд ли здесь что-то по ее части – Вере, судя по всему, прямой путь к кардиологу, – но нужно подстраховаться.

Бородулина – лицо ее сейчас было не сердитым, как вначале, а очень испуганным – покорно проследовала к аппарату. Расстегнула с видимым облегчением ремень на брюках. Милена увидела на ее животе красную полосу, усмехнулась про себя: почему женщины так стараются обязательно втиснуться в одежду на размер меньше?

Менее агрессивной пациентке она бы обязательно посоветовала не заедать горе пирожными. Или хотя бы покупать более просторные брюки. Но Веру упрекать – себе дороже.

Милена молча взялась за датчик. Приложила его к животу пациентки – и едва сама не свалилась с инфарктом.

Ошибки быть не могло: безнадежно бесплодная Вера Бородулина ждала ребенка. Причем срок гестации составлял как минимум двадцать пять недель.

* * *

На Барбадосе швартовались в семь утра. Остров – окруженный изумрудными лагунами, окаймленный бахромой пальм, расцвеченный яркими пятнами особняков, – величаво выступал из утренней дымки. Ради таких моментов и стоит путешествовать. Но туристы, утомленные ночной дискотекой и турниром по блек-джеку, даже не думали высовываться из кают. Зато персоналу можно было без опаски выползти на свет божий.

Василий сбежал из своей каморки еще час назад. Хотя на корабле работал уже третий месяц, никак не мог привыкнуть, что его место здесь – на минус третьем этаже, в комнатухе без иллюминаторов, на втором ярусе нар. Соседи – два югослава и киргиз – нещадно храпели. Из кухонного блока уже за час до рассвета тянуло прогорклым маслом.

Куда лучше на палубе, под робким ранним солнцем, в удобном шезлонге. Вообще-то присутствовать на гостевой территории сотрудникам не разрешалось, но кто его сейчас, когда корабль швартуется, а туристы дрыхнут, заметит?

Хоть почувствовать себя – на полчаса в день! – человеком, белой костью, а не безропотной шестеренкой.

Вася никак не мог смириться с фортелем, что подкинула ему жизнь. Разве мог он даже в самом страшном ночном кошмаре представить, что придется служить в должности «подай-принеси»?! Ему, блестяще образованному финансисту?!

Он люто ненавидел свой нынешний жалкий статус. Работ на корабле у него было целых две, и обе такие, что в приличном обществе признаться стыдно. Только подумать, «младший официант»! А вторая должность еще позорней, «ученик крупье»! Даже карты сдавать не позволено – приходится стоять на рулетке, проигранные фишки по цвету сортировать.

– Учитесь, Васья, много работайте над собой, и у вас будут иметься блестящие перспективы, – подбадривает его Брендон, менеджер по персоналу.

Что ж, для киргиза из пыльного кишлака лишняя сотня евро к зарплате – может, и перспектива. Но Васю карьера халдея совершенно не вдохновляла. Да и до какой должности он может дорасти? Управлять рестораном – годам к пятидесяти, когда уже гастрит, седины и ничего в жизни не хочется?

То ли дело его прежняя – в России! – карьера.

Вася механически выполнял нехитрые манипуляции, прислуживал – и постоянно вспоминал другие времена. Когда вместо худо скроенной униформы он носил костюм, рабочие часы проводил в собственном кабинете, и даже секретарша у него имелась.

К тому же тяжело хронически семейному человеку вдруг зажить бобылем. Он скучал о своих девочках. В основном, о дочке. Но и Альку тоже вспоминал. Ее преданный взгляд, вкуснейшие борщи, а какие безупречные стрелки она делала на брюках! (Тут-то гладить приходилось самому, и Вася уже пару комплектов формы сжег – вычли потом из зарплаты.)

Он никогда особенно не любил жену, но прикипел к ней – за десять-то лет! – покрепче, чем мидия к старому пирсу. И сейчас, когда его силой вырвали из уютного лежбища, рвался домой всей душой.

Но только не было у него больше дома. Роль приживальщика при вечно недовольной мамочке Васю решительно не устраивала. А собственную квартиру в столице – единственный капитал их семьи – пришлось продать.

Решение, как говорят, непопулярное. Однако иных – тут Василий был уверен, не было. Лучше уж один раз рубануть сплеча – но единым махом рассчитаться с кредиторами. Если б не решился он на крайнюю меру – жилье все равно бы отобрали. Но не в качестве оплаты долга, а за проценты. В итоге: и бездомный, и кредит на тебе по-прежнему висит.

Только жене – узколобой клуше – никак очевидного не объяснишь. Мать звонила, рассказывала: Алька рвет и мечет. Возмущается, что он посмел продать квартиру без ее согласия, «выбросил дочку на улицу».

Разумное зерно в ее претензиях, конечно, есть. Но только что он может сделать? Это Фархаду хорошо: отпахал на корабле годик-другой, скопил пять штук евро – и покупай в своих степях хоть особняк. А на жилье в российской столице сортировкой фишек в казино не заработаешь. Минимум управляющим игорным заведением надо быть. Но на тепленькие должности, увы, только европейцев берут.

Замутить бы какой-нибудь бизнес! На их корабле (Вася улавливал обрывки чужих разговоров) серьезные люди путешествуют частенько. Швыряют на рулетку стодолларовые фишки в номер и меж собой обсуждают небрежненько растаможку иномарок, экспорт леса, строительство торгового центра. Понятно, что он – без денег, без связей – никому не интересен. Но, если б вдруг появилась у него идея, уникальное торговое предложение… Он, конечно, нашел бы кого новым бизнесом заинтересовать.

Только не приходило ему в голову ничего эксклюзивного.

А чтоб не жить на унизительную зарплату, оставалось лишь всячески развлекать-ублажать-обхаживать престарелых туристок. У них на корабле все, кто мордой и фигурой хорош и по-английски болтает, перед обеспеченными дамочками стелились. Имели с того как минимум приличные чаевые. Очень часто – подарки. А иных – самых удачливых! – пожилые богачки забирали с собой на полный пансион. Болтали, что некоторым и жениться на обеспеченных дамах удалось. В истории про законные браки и огромное наследство Василий, конечно, не верил. Но один из официантов хвастался, что поплясал недельку вокруг престарелой Джульетты – и опаньки, подарила ему дамочка «Икс-пятый». Не новый – скупердяйка! – но все равно за пятьдесят штук евро удалось продать. А другому шустрику – дорогущие швейцарские часы достались.

Вася пока что ничем таким похвалиться не мог.

Хотя – если бы взял на себя труд понравиться – даже напрягаться бы не пришлось. Он, пусть и пребывал в депрессии, себя не запускал. Когда выдавались выходные (не дни, такой роскоши здесь не бывает, – жалкие шесть часов), обязательно шел в спортзал. Если стояли в порту, спешил на пляж, много плавал. Внешне и не скажешь, что работать ему приходится сутками – загорел, посвежел.