Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы будем делать то, что должны, чтобы выбраться отсюда. Обещаю, ты увидишь рассвет.
* * *
Выяснить даже имя его оказалось труднее, чем я смел предположить. Сейчас сомневаться поздно. Гадать, поступал ли я верно или же сумасбродно помогал глупцу. Те недолгие дни, которые остались бедняге после потери ног, и без моей роли стали для того вечным допросом.
Тайн же он своих не открыл, не мне. Пока был в сознании — нет. Сказанное в порыве бреда не признают нормальным, а мысли, порождённые предсмертным разумом, стоит и вовсе отсеять от прочих. Так учили меня, и по закону этому я шёл сквозь всю жизнь, до встречи с тем солдатом.
Служителей войск я видел лишь трижды до того дня. Два раза с поверхности спускались небольшие отряды ниривинских военных, чьи тела обглодало поле боя. Не скажу, почему так ярко запомнил их, ведь мне это неведомо. Один — человек — статный и высокий, ровный мужчина с изорванной половиной лица. Кожу ему сорвали снаряды скоростного дрона, подобных которым не сыскать в подземном мире. Военные технологии здесь не нужны. Но я — тот, кто может столкнуться с жителями поверхности — должен знать и о них.
Вторым был представитель рафгантасс. Редкие они гости на нашей планете, но выбора мне не дали: все четыре нижние конечности ему раздробило каким-то мощным шагоходным устройством. Подробностей не сообщали, да и мне в них не было нужды. Две верхние, малые руки, уцелели, однако поиск протезов, да установка их заняли время. Один из труднейших случаев за все годы моего исполнения.
В Лацифине редко встретишь кого-то из этой расы, потому я был столь затруднён. Пожалуй, если эту запись найдёт кто-то из местных, то и вовсе сил вообразить то существо не хватит: четыре нижние конечности, пара маленьких рук на стыке горизонтального тельца с вертикальным, да тонкая вытянутая голова с разделённым натрое ртом. Редко встретишь таких. К гуманоидным созданиям мы привыкли, а меж тем верхний мир сам прорывается всё глубже, сильнее в нашу жизнь. Теперь он достиг меня. Эмоции овладели мной: впервые, я истинно боюсь.
Меня не пугали те далёкие дни и брань незнакомца, чьи ноги мне пришлось удалить. Те события, во время которых я в третий раз столкнулся со служителем Императора, исполнявшего долг с орудием в руках. Чужого Императора. Врага.
Тогда я переживал лишь за тех двоих: Рершер оставался, и до сего цикла является мне другом, пусть судьба его для меня теперь тайна. Они навлекли на себя угрозу, подобную которой и представить сложно. Хоть и вышло нелепо, что по итогу всё это обернулось именно против меня.
Истинно так: теперь та история может повториться. Держать в себе мысли я не в силах, ведь совершенное тогда не должно оставаться тайной. Но в тот день я промолчал. Побоялся за них, за себя, за предков своих, что жизни отдали на будущее моё, на возвышение моё. Всему этому мог прийти конец, в тот миг, когда я в четвертый раз узрел солдата: на третий день после пробуждения сашфиришца, меня призвал к ответу представитель имперской Гвардии.
* * *
После наступления ночи в доме расстелилась тишина. За безвольным пленником супруги решили следить постоянно: Рершер сторожил ночью, Звеифель — днём. В короткие пересменки над солдатом надлежало смотреть дешёвому дрону, купленному для наблюдения за домом.
Усталые глаза взирали на укрытую бело-синей тканью грудь, что медленно вздымалась и падала к тонкому телу. Приоткрытый острый рот то и дело ронял краткие вздохи. Полусонный бред, из которого незнакомец не выходил с визита Ферниц'Гала, ненадолго спал, прежде чем возрасти вновь.
Полночи провёл Рершер, взирая на силуэт возле стены. Живая тень, которую он сам привёл в дом, порой выбрасывала редкие слова, лишённые смысла и связи меж собой. Усталый мужчина порой цеплялся за них, лишь бы не уснуть самому. Искал то неведомое, что мог сказать солдат: про дальние миры, огромный космос или враждующие Империи.
В тени сознания незнакомца ему хотелось нащупать свет. Полубредовые отголоски вселяли глупую надежду в Рершера, столь же сильную, что и короткие судороги, побуждавшие солдата изогнуться, словно он вот-вот придёт в себя. Усталые губы шевелились, подрагивая и роняя один звук за другим. Будь в них смысл — переводчик бы среагировал, изменил бы его речь.
— Что? — усталого слуха достигло единственное слово. — Не перевёл, значит ли это…
— Рершер! — громыхнул голос за его спиной. — Мы должны покончить с этим.
— Ферниц'Гал, откуда ты?
Свет закрывающейся двери угасал позади доктора. Тяжёлое дыхание разносилось по комнате. Небольшая голова на скрюченной шее повисла, пошатываясь вверх-вниз.
— У нас проблемы, и большие, друг мой. По дороге через арочную улицу к центральному корпусу я приметил низкого человека, что следовал за мной. Тот изучал, наблюдал. Оторваться мне удалось, однако же, в доме моём часть данных оказалась стёрта.
— Не понимаю, к чему ты ведёшь.
— Информация, что шла прямо перед записями о нашей жертве тайной, исчезла. Это значит, что кто-то проник в городскую систему, медицинский архив, кто-то смог просмотреть данные, внесённые мной. И не знаю, удалось ли им понять, во что я ввязался.
Сказанное вышибло из Рершера сон, заставив смотреть на семиолоида округлёнными глазами. На холодном свету заблестел пот, в тишине загремело дрожащее сердце.
— Что ты вписал туда?
— Лишь общее, данные о «частном визите». Но не думаю что этого будет достаточно, если даже…
— Кто-то знает? Разведка? Гвардия?
— Мне неизвестно. Возможно, то был сбой, или ряд совпадений. Но если нет — за нами следят.
— Ты поэтому пришёл ночью? Сейчас, после отключенного часа.
— Верно. Гвардия в это время не патрулирует, потому решил действовать быстро. Рершер, друг мой, этот солдат стал большей угрозой, нежели прежде. Подумай о себе, о Звеифель. Как ты желаешь поступить?
— Убей, — голос из тьмы издал переводчик. — Это будет наиболее разумно, ниривинец. Пожалей свою семью, пока до неё не дошли мои войска.
— Замолчи. Не смей говорить об этом. Ты ничего не знаешь обо мне и моей жене, как и о том, зачем ты здесь.
— Будто вам что-то известно.
— Одно я знаю, Хичкимсэ.
Во мраке стали слышны краткие вздохи. Неслышимые дроны гудели над головами стоявших, ожидая новых речей для перевода.
— Я произнёс его, верно?
— Назвал своё имя. Это единственное, что я смог разобрать. Видимо, не ошибся.
— Хорошо,