Механическая фигура склонилась перед его женой, распахнув вертикальную дверь. Оно звало её вдаль, от него, от их мечты.

Стоило Хичкимсэ умереть там под завалами!

— Звеифель!

Крик его угас за рёвом громадной техники. Её фигуру поглотил механизм, унёсшийся в глубины тёмного города.

Теперь лишь он стоял на площадке, в свете громадных ламп и вспышек генераторов.

В голову ему ударила ярость, выгнав тревогу и смятение. Рершер влетел в дом, устремившись к сокрытому углу. Тень того таила причину раздора. Он выхватил ящик из завалов доспеха и уставил взор на Хичкимсэ. Тот безмолвно, хищно наблюдал.

— Громкие эти фиантизы, не так ли? Ох, или ты занят семейной ссорой? — шипел его переводчик.

— Отвечай мне, — Рершер выставил устройство пред собой. — О чём ты говорил ночью? Ответь обо всём: об Империи, о войне, о Фронтовой дуге.

— Видимо, во сне я сильно сговорчив, — солдат выгнулся в кашле. — Собрался угрожать мне, человек? Ты не активируешь мой пикшет. Оружие именное.

— Знаю. В бреду ты и это сказал, — рука его скользнула по верхушке ящика, выпустив из того тонкий клинок. — Но предохранитель с лезвия снять могу. Говори. Что мне грозит наверху? Почему мне теперь так страшно?

— Боишься выйти наверх?

Солдат поднялся, подпирая тушу нижней парой рук. Его худое лицо качнулось на длинной шее. Злобные глаза сочувственно упёрлись в дрожавшего перед ним человека.

— Можешь убрать лезвие. О, Пустота. Про войну вы, гражданские, и в Ниривин не знаете ничего. Рершер, я отвечу на вопросы, и расскажу о дуге, если выполнишь условие. Опусти оружие и ответь, ты согласен отречься от Империи своей и сделать, что скажу? Таково условие. Я уже мёртв, но если хочешь что-то узнать — прими его.

— Клянусь своим родом и именем, — он всё ещё видел женскую фигуру, согнувшуюся в свете ярких разрядов. — Я сделаю, что буду должен. Клянусь.

* * *

Понять Рершера мне не суждено. Он стремился наверх, к другой жизни, и ради этого отказался от всего, что знал. Всё, что имел, предпочёл другому. Он рассказывал мне о том, что узнал от солдата Сашфириш. Если вспомнить, то удивительно, что прежде ко мне явился не Рершер, но Звеифель.

За жизнью их я не следил — не в том был мой долг. И всё же, едва ли до того дня они ссорились. Два безумца — вот кем они всегда были в глазах моих — решившие вместе идти к своей сказочной цели. И ведь не сдались, во Имя Его и Их, они не сдались!

Подобные существа далеки от меня. Если задуматься, даже Хичкимсэ мне ближе тех двоих, пусть их мне по силам назвать друзьями. Те, кто посвящают свою жизнь одной цели, одному существу, не идут бездумно по зову мыслей. Нас это роднит с солдатом. Лишь цель его — забирать жизни, в то время как мне суждено спасать их. И оба мы видели нечто большее в собственном выборе.

Интересно, отказал ли он идеалам своим перед смертью?

Я мог сам столкнуться с тем, о чём Хичкимсэ поведал Рершеру. Реалии нашего мира страшны, и чем больше узнаёшь о нём, тем скорее желание покинуть собственные стены угасает. Война, что идёт более трёх тысяч лет, на слуху у каждого жителя Империи, и всё же лишь побывавший на ней передаст те ужасы, которыми полна дуга. И раз так, то какой ужас перенёс Рершер, от рассказа которого у меня от шеи до ногтей потемнела кожа? Ведь ему о Фронтовой дуге поведал солдат, занесённый к нам войной Империй.

И мне не забыть его слова.

Небеса в мирах дуги затянуты дымом. Из тьмы его выбиваются лишь сотни и тысячи бомбардировщиков, к вою которых солдаты привыкают спустя пару суток, сумев пережить их. Бойня, что может закончиться менее чем за один оборот, растягивается порой на сотни лет. На планетах не остаётся жизни. Только грохот техники и взрывов, да крики, крики, крики.

Хичкимсэ бывал на трёх планетах. Три забитых телами пустоши. Потоки смертников прибывали туда одни за другими на бесконечных крейсерах. Десятки и сотни лет. Представить не могу, сколько трупов скапливалось там. По словам его, в некоторых мирах мертвецы под толщей своей скрывали землю. Их тёмно-красные тела сплетались грязной склизкой горой, что расползалась до горизонта. И полчища солдат вязли среди гнили. В вони. Какой же запах там должен быть? Не готовых порой выворачивает от смрада одного лишь трупа, но что чувствует тот, кто попадает на дугу?

Хоть мне по силам понять мысли солдата, но волю его — никогда. Выжить там, где правит смерть — возможно ли? Под воем выстрелов рубить, крошить и разрывать попавших под удар, не видя лиц их за маской шлемов. Не видя ничего вокруг, во тьме сгорающего мира. За взрывами, что рвут поля сражений, не слышны крики и приказы. Вслепую сжав пикшет, остаётся им лишь рваться, биться, убивать.

Единожды я видел установку, подобные которой ходят по планетам дуги — громадное чудовище. С десяток орудий высились на квадратном корпусе. Столкнулся я с этим уже после тех далёких событий, после того, как узнал об ужасах фронта. И увидев самоходную установку ту, представил лишь хруст, с которым лопались рухнувшие под ноги ей тела.

О Рершер, глупец! Ты узнал об этом раньше, больше меня, так почему продолжил бежать в подобный мир? Это не твой долг, не твоя задача, так почему?

Теперь мне кажется, что в Империи есть место лишь тем, кто живёт ради других. Одни служат, иные приказывают. Кто-то спасает, а кому-то суждено убивать. Для прочих выход — лишь смерть.

И при том я верю, желаю верить, что ошибаюсь. Безумие Фронтовой дуги охватило две галактики, но не все миры. Те двое могут быть где-то, где угодно. Они глупы, оба, так что не отличишь. Логику солдата понять можно, а с таким как Рершер этого не выйдет. В день ссоры Звеифель он явился ко мне и, узнав, что меня преследовала Гвардия, поведал мне о рассказе Хичкимсэ.

Не мне было должно решать их спор. Не тому я обучен. Но отчаяние, если не страх, толкнули его в тот день на безумство. Возможно, мне стоило остановить Рершера. Стоило не вмешиваться, не давать данные! И всё же сделанного не изменить. Я был втянут в его планы с самого появления Хичкимсэ и до тех самых пор, пока Рершер с Звеифель не добрались до защитных костюмов.

Есть ли в том моя вина или заслуга? Свой