долг я исполнял, и всё же подверг тех двоих опасности. Мне по силам было помочь лишь ранам тела, но не им. Даже ссора их угасла не по чьей-то милости, но по воле нашего мира. Кажется, они оба боялись тогда, но что может пересилить страх, если не больший страх? И чего стоит бояться больше, если не самой стихии, решившей уничтожить всё вокруг?

То был один из страшнейших дней в памяти моей — второе землетрясение с тех пор, как мы столкнулись с Хичкимсэ.

* * *

Холодный свет бил из-за спины. Вялые ноги переплетались одна за другой, неся Рершера через поток туш. Среди них он невольно высматривал одну фигуру: высокую, бледную, вероятно, ещё облачённую в её любимый багряный наряд. Но цветом волос её отливали лишь серо-песчаные скалы, висевшие между домов.

Рершер глазами цеплялся за всё вокруг: город, камни, мосты и транспорт, люди и семиолоиды. И всё же, мысли его держались за разговор с доктором. Тот пусть и невольно, но сбавил волнение. И также, не по воле своей, дал Рершеру совет.

Звеифель была у него. Она расспрашивала Ферниц'Гала об их разговорах, о Фронтовой дуге, о тайнах. Но в тот момент, доктор знал лишь толику истины, что, возможно, и спасло Рершера. Его жена не исчезла среди бесконечных стен и тоннелей и, подобно ему самому, что-то искала в городских тенях.

— Возможно, она вернётся в дом, — бормотал он, волочась через толпу. Двигался Рершер медленнее многих: он заставлял себя ускориться, начинал идти всё быстрее, но силы вновь и вновь испарялись из его ног. — Я должен достать костюмы. Звеифель поймёт, я уверен, она всё поймёт. Меня волнуют не только мечты, но и реальность.

Он умолк, заострив взор на четырёх фигурах, нависших над толпой. В их длинных тенях поток имперцев протекал через широкую улицу, расползаясь к цилиндрам своих домов. И Рершер, подобно прочим, поплыл под блестящим мостом, не отрывая глаз от угрожающей четвёрки. Их тела покрывала блестящая чёрным золотом броня, и ткани темнее ночи, украшенные пятиконечным гербом Империи, тянулись с их массивных талий. Лица каждого скрывал острый шлем, протянутый до ворота на изогнутой шее.

Но не вид их взволновал Рершера, не весь. Только длинные ниривинские пикшеты, лезвия которых блестели подобно тому, что сам он недавно направлял на Хичкимсэ.

Четверо гвардейцев взирали на многоглавую массу, уставив орудия к скалистым небесам. Они ждали, искали. Будто знали.

В полумраке моста Рершер укрыл свои мысли и страхи. Не следовало Гвардии знать о его целях: о том, что он шёл за защитными костюмами.

Ослепительный свет вернул его в ползущую сквозь улицы толпу. Мимолётом Рершер поднял глаза, проведя ими по громадным плоским лампам и, оглядев весь город, проверил оставшийся позади мост. Те четверо превратились в блестящие полосы среди серых теней, так и застыв на своих местах.

— Не двинулись, — прошептал он. — Видимо, зря я так переживаю. Но нет, не зря. Всё не зря. Я добуду защиту, а после вернусь, докажу Звеифель что я вижу реальность, вижу опасности, которые ждут нас. Она поймёт, что я готов.

За каждым поворотом, за каждым углом Рершер выискивал кого-то. С опасением ему приходилось красться в толпе, едва среди тёмных дорог рождался чёрно-золотой блеск. И в надежде вглядывался в чужие лица, пытаясь найти среди них одно. Чувства лишь мешали, разрывали надвое. Каждый новый шаг, новый взгляд делил мысли на страх и желания, что сливались в кровожадных порывах. Они терзали его, перетягивая из стороны в сторону, стоя на пути к заветной цели.

Мерзкая дрожь пробирала порой, в тени ли огромных зданий или же в лабиринте серых навесов, раскинувшихся над транспортными путями — сквозь весь город она следовала за Рершером, сковывая мускулы и принуждая застыть посреди пути. Она призывала его отступить.

Более десятка улиц и двух десятков уровней остались позади, когда заветный спуск предстал перед ним. Под сводом переплетённых производственных домов дорога уходила вниз. В глубинах тоннеля манил свет, искрящийся из каменистой пасти.

— Я тут не был несколько дней. Должно быть, что-то изменилось.

— Рершер? — его слова оборвал знакомый голос. — Мне казалось, ты на восстановлении.

— Верно, зашел кое-что проверить и уточнить.

— Хорошо, а я уже начал переживать за тебя. Как домашние?

— Всё хорошо, у Звеифель свои заботы.

— Вот как, — мужчина, на полголовы ниже Рершера, подошёл к резкому спуску. — Я давно хотел кое-что у тебя спросить. Нам же сейчас по пути, верно?

— Да. Что у тебя за вопрос?

— Очень простой: почему ты выбрал её?

— Звеифель? — самоходная платформа зашаталась под весом двух человек, едва ступивших на неё, после чего пискнула и начала спускаться в тоннель. — Не могу сказать. Зацепился за неё. Пожалуй, у нас были общие взгляды, интересы. Мы просто могли спокойно говорить о будущем, не думая о чём-то другом, и большего мне не хотелось.

— Могли?

— Да.

В мерцающих полосах света Рершер задумался о ней. Всё, что связывало их, рухнуло где-то позади. Огромный мир ждал его на поверхности, над пещерами и городом. В том мире властвовали Империи и бушевала война, и бескрайняя галактика ждала его. Здесь же, под нависшими среди скал лампами, ждала его лишь Звеифель. Раньше ждала.

Теперь тьма мешалась с ослепительными вспышками, что резали окружение его на части. Неясность сменялась озарением, пока тело его опускалось всё дальше во мрак, и мысли Рершера терялись в холодной пустоте.

— У вас точно всё хорошо?

— Конечно. С чего ты начал этот разговор?

— Помнишь последнее землетрясение? — Красшик скрючился и отвёл лицо перед ответом. — В тот день обвал убил Зициалу. Мне казалось, что она со мной навсегда. С её смерти идёт пятый день, и, думаю, я уже нашёл ей замену. Ты со Звеифель уже столько лет, но, случись подобное, смог бы оставить её? Было бы это правильно?

— Я не хочу думать, что она умрёт. Что с ней что-то случится.

— Но это не зависит от нас, Рершер! — сгустившаяся тьма раззадоривала собеседника. — Я не понимаю, что чувствую. Правильно ли это? Семиолоиды, считается, находят одну пару на всю жизнь и едва ли из сотни у них двое нарушат верность. Рафгантасс же стыдят тех, у кого нет хотя бы трёх партнёров. А что мы, люди?

Скрежет металла о скалистый путь усиливался, всё больше пожирая тревожные слова. Платформа разогналась, несясь в неровном свете подземелья ко дну.

— Я не предам Звеифель. Пока я жив, — горло его сжали незримые руки, мешая договорить. Голос, знакомый хриплый голос Хичкимсэ злобно