Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже в таких условиях разговорчивый Эзоп не мог замолчать ни на минуту. Сегодня он выспался, а потому находился в прекрасном расположении духа. Ни ветер, ни хилый жеребец не могли испортить ему настроения. На повестке дня было недавно прочитанное Эзопом полу научное произведение о Севере и его обитателях. Об этих загадочных местах почти ничего не было известно, а в книге по большей части описывались лишь догадки и некоторые предположения, по типу существования там неизвестной доселя цивилизации. Были даже комментарии очевидцев, которые видели огромных звероподобных людей, правда мельком и с очень большого расстояния. Но были и вполне достоверные факты: бесконечные льды не любили гостей, и выживших исследователей можно было насчитать не больше нескольких десятков, отчего эти земли были еще более привлекательны любопытным умам.
Эзоп как раз относился к таковым. Рассуждения про тамошних обитателей повергли торговца в восторг. Он являлся любителем различных теорий и сам обожал пофантазировать на подобные темы. Именно этим он сейчас и занимался. Чад слушал болтовню друга, изредка кивая головой и поддакивая. Ему было абсолютно все равно на популяцию таинственной расы и опасность, таящуюся в тамошних льдах. Ему было также все равно на исследователей, которые потратили десятилетия на изучение этого континента. Да и постоянная болтовня начинала надоедать, но фиазец молчал, не желая обидеть друга.
— Вот представь, на что способна целая армия человекоподобных тварей, обладающая неимоверной силой и способная пережить любые морозы?
— Угу, — устало промычал собеседник.
— Эти люди с легкостью могли бы править миром.
— Скажи это Рехаелу Касси. Вряд ли он с тобой согласится. — немного оживился Чаддар.
— Рехаел слаб — он не участвовал ни в одной битве. Никто не знает, есть ли у него вообще сила.
— Слаб, — согласился фиазец. — Как и вся его семейка жуликов. А вот его армия — нет. Больше трехсот тысяч воинов — это тебе не шутка. А сколько при желании можно еще собрать? Воот, а ты говоришь.
— Но это всего лишь люди, — еще больше возбуждаясь, запротестовал Эзоп. — А на что способны эти создания — никто не знает. Может, у них настолько толстая шкура, что мечи им нипочем, а вдруг они вообще бессмертны.
Окончательно осознав, что спорить бесполезно, Чад замолчал. У его оппонента была слишком развитая фантазия, против которой любые возражения являлись слишком ничтожными и порождали лишь дополнительную порцию новых догадок. Фиазец же считал себя заядлым скептиком и в подобные рассуждения не то, что не верил, а даже считал их смешными. Чад пережил многое и привык верить тому, что видит. Хотя и увиденному, порой, он старался не доверять.
Молчание собеседника Эзоп даже не заметил, и все также продолжал вести свой монолог. Пока его разум пытался найти ответ на главные вопросы человечества, Чаддар внимательно вглядывался в горизонт. Вот уже несколько минут его глаз пытался угадать природу непонятного явления. Над горизонтом слева по курсу в нескольких киллометрах от каравана возвышался диковинный столб. Только вот что он из себя представлял — дым или смерч — определить точно на таком расстоянии было невозможно. Торговец повернул лошадей и направился прямо к мучившей его загадке. Эзоп на это даже не обратил внимание. Только проехав около двух километров в новом направление он все таки спросил:
— А что это впереди?
Чад рассмеялся.
— Тебя так укради, а ты даже не заметишь, — язвительно произнес он. — Скорее всего дым.
Столб заметно расширился и приобрел отчетливые формы. Теперь он стал больше походить на стену. Сомнения насчет его происхождения пропали: стало очевидно, что это не смерч. Скорее всего, причиной данного явления был пожар, и довольно сильный.
— Дела… — сказал Эзоп, не заметив упрека. — Предлагаю объехать.
— Если что, от курса мы отклонились больше получаса назад. Так чтооо, — протянул Чад, проводя мыслительные исчисления. — Нам градусов на сорок правее.
Лицо мискарца сделалось серьезным, он уже догадывался к чему клонит его путник, но все равно надеялся на лучшее. Надежда умирает последней, и в этот раз она прожила ровно пять секунд до следующего предложения Чада.
— Опять вольные беснуются. Поедем, посмотрим, что на этот раз.
— Чад! Нас все еще двое! Попрошу об этом не забывать! — озабочено возразил Эзопиан.
— Помню я. Мы только посмотрим.
Эзоп не стал возражать, он знал, что это бесполезно, и молча принял свою судьбу. Мискарец тоже не любил хурун, но понимал, что таким составом у них шансов не много. Пока отряду везло: за все их странствия они лишь три раза встретили грабителей, и то, это были стаи по 4–5 человек. Подготовленным войнам, таким как Чад и Эзоп, ничего не стоило разобраться с этим отребьем, но однажды могло и не повезти. Это понимали оба, хотя и признавал лишь Эзоп. Чад был слишком горд для подобных рассуждений, и всегда отвечал: “все что могут сделать мне эти бандюги, так это запачкать мой клинок своей кровью”.
Чем ближе торговцы подходили к очагу пожара, тем труднее становилось дышать. Дыма было действительно много, и вскоре в нем начали прослеживаться нотки паленой кожи. Этот запах путники не могли спутать ни с чем.
Поднявшись на очередной бархан, глазам открылась картина, которая вызвала бы у большинства панику, но у путников лишь освежила далекие воспоминания. Чад тяжело вздохнул и остановил коня. Село размером в две сотни домов горело ярко-красным пламенем, и огонь создавал непреодолимую стену в несколько километров.
За свою молодость путники разграбили и сожгли не один десяток вражеских деревень. Каждый раз их набеги сопровождались криками женщин, детским плачем и запахом паленой кожи, но ни у одного из воинов не было и намека на сострадание. Перед ними находился враг, и главнокомандующий отдал приказ его уничтожить, поэтому убийство ни в чем не повинных людей воспринималось как подвиг. В молодости многие вещи воспринимались иначе, сейчас же вид пожираемых пламенем домов, выворачивал все нутро Чада наружу, вызывая гнев и сильнейшее чувство стыда за содеянное.
— Представь сколько здесь людей погибло, — печально сказал Чаддар.
Эзоп промолчал. Сейчас он внимательно осматривал охваченную огнем долину — людей видно не было.
— И смылись, как последние трусы, — презрительно сказал мискарец. — Ни чести, ни отваги.
— Но! — выкрикнул Чад, и кони медленно поплелись вперед.
Путники приблизились