– Поняла, – вздохнула Ирина, жалобно уткнувшись ему в грудь. На её лице опять появились испуг и робость, и никакой уверенности не осталось. – Прости, Глеб. Не знаю, что на меня нашло. Не беспокойся, я больше рта не раскрою. Правда.

У неё всегда мастерски получалось выглядеть несчастной и обиженной, совершая не слишком красивые поступки, только почему-то раньше Бородина это не злило.

– Ладно, проехали. – Он погладил её по спине, мягко освободился, отошёл к окну, посмотрел на малолюдную улицу.

Катя никогда бы не выставила глупенького Костю на всеобщее посмешище. И вообще не полезла бы со своим мнением к людям, куда как лучше разбирающимся в проблеме.

– Ира, я хочу душ принять.

– Ухожу. Погуляем вечером?

– Погуляем.

Негромко стукнула дверь. Бородин достал отключённый на время заседания телефон, набрал жену.

– Привет, Катюша, как дела?

– Нормально. А у тебя?

– Тоже нормально. Вечер хороший. Тепло, тихо, пойду прогуляюсь по городу.

Она промолчала. До Ирки он бы не поверил, что разговоры с женой могут свестись к нескольким словам.

– Катя, я очень соскучился, – честно сказал Бородин. Ему так захотелось обнять её, рассказать про Костю и забыть про Ирину, что самому стало удивительно.

– Я тебя очень жду, Глеб.

Он в этом не сомневался. Он бы не смог жить, если бы сомневался в Кате.

– Пока.

– Пока.

Через час появилась Ирка, пахнувшая новыми незнакомыми духами, и он покорно поплёлся на улицу, мечтая поскорее очутиться опять в номере, скачать из Интернета какую-нибудь белиберду про монстров и проваляться с этой белибердой до позднего вечера.

Аркадий Львович знал, что нужно поужинать, но есть не хотелось, даже думать о еде было противно. Он заварил очень крепкого, как всегда любил, чаю, выпил, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, лёг на диван и уставился в потолок, точно зная, что впереди ещё одна бессонная ночь. По-хорошему, надо принять снотворное и наконец выспаться, но он так и лежал, уставившись в никуда и ни о чём не думая.

Неожиданно громко прозвучал звонок городского телефона. Аркадий Львович протянул руку, нашарил трубку лежавшего на полу аппарата, поднёс к уху, догадываясь, что сейчас услышит голос первой жены Марины. Никто больше на городской ему не звонил, даже непонятно, за каким чёртом они с Ольгой оплачивали стационарную связь.

– Ты как, Аркаша? – заботливо спросила Марина.

– Никак, – буркнул он.

– Ты что-нибудь сегодня ел?

– Кончай, Марина, – поморщился он.

– Оттого, что ты будешь себя истязать, никому лучше не станет.

– Перестань. Я себя не истязаю, что за бред. – Бывшая жена переживала за него искренне, он это знал. Но и она знала, что ему не нужны пустые слова и пустое сочувствие. Может быть, потом. Не сейчас.

– Постарайся заснуть.

– Постараюсь.

Он на ощупь положил трубку на аппарат и вдруг пожалел, что больше не слышит Марининого голоса.

Они поженились давным-давно и давным-давно развелись. Если бы не Саша, наверное, никогда и не вспоминали бы друг о друге.

Сашенька родился, когда Марина кончала институт, а Аркадий только начинал работать. Собственно, ребёнок был не нужен ни ему, ни ей, они были слишком молоды, слишком увлечены работой, карьерой. Сын мешал ужасно, но они старались быть хорошими родителями. Они и супругами старались быть хорошими, но прожили меньше трёх лет.

Марина, тоже хирург, мечтала об учёной степени, по ночам сидела над бумагами и вечно хотела спать. Аркадий старался ей помочь, но был для этого слишком занят, слишком уставал в клинике и вместо помощи только создавал лишние хлопоты.

Разошлись они мирно, как и полагается интеллигентным людям. Раньше Аркадию казалось, что только так и должно быть. Через много лет, женившись на Ольге, он понял, что просто не любил Марину. А она не любила его. Влюблённость и хорошие отношения – ещё не любовь.

После развода Аркадий долго не женился, почти десять лет. Аллочка была полной противоположностью Марине, она вылизывала квартиру и пекла невообразимо вкусные пироги, светилась радостью, когда он появлялся на пороге, и чуть ли не ходила на цыпочках, когда он брал в руки книгу или бумаги. При этом она была совсем не глупа, она оказалась великолепным терапевтом, с чутьём и интуицией, читала модные книги и посещала модные выставки. Она была чудесной и преданной женщиной, но он чуть ли не пел от счастья, когда оставался дома один.

Второй развод, хотя, слава богу, детей у них с Аллочкой не было, прошёл не так гладко, как первый. Она плакала, Аркадий чувствовал себя виноватым и несчастным, жалел, что заговорил о разводе, и понимал, что пути назад нет.

После развода с Аллочкой он решил, что никогда больше не женится. Тогда он искренне считал, что счастливых браков не бывает в принципе, а бывают только взаимное уважение, терпимость и привычка.

Ему сейчас было бы намного легче, если бы он до сих пор продолжал так считать.

Марина права, ему необходимо выспаться. Аркадий Львович встал, нашёл в аптечке легкое снотворное, запил минеральной водой без газа и провалился в некрепкий тревожный сон.

Днём шёл дождь, унылый, по-настоящему осенний, с ветром, рвущим зонты; Катя вымокла, добираясь до работы. А после обеда в окно засветило солнце, захотелось пройтись, ни о чём не думая, как она любила когда-то в юности.

Приём она опять закончила раньше положенного времени, дожидаясь конца рабочего дня, поболтала со Светланой Васильевной. Выйдя из кабинета, Катя прикинула, зайти ли в магазин за продуктами или можно потерпеть до завтра. У окна над козырьком входа в поликлинику она остановилась случайно, посмотрела вниз, где раньше её часто ждал Глеб. Внизу у чёрной «БМВ», припаркованной в нарушение всех правил на тротуаре, прогуливался Борис Михайлович. Букета на этот раз у него не было, Корсаков поглядывал на вход в поликлинику, и что-то Кате подсказывало, что ждёт он её.

– Екатерина Фёдоровна, – как она и ожидала, шагнул к ней Корсаков, когда она вышла из здания. – Добрый вечер.

– Добрый вечер, – кивнула Катя.

– Можно я вас провожу? – без улыбки спросил он.

– Нет.

Он не удивился, только нахмурился и посмотрел в сторону.

– Почему? Разве я вас чем-то обидел?

– Вы ничем меня не обидели, просто я не хочу, чтобы вы меня провожали.

– Почему?

– Потому что устала и не желаю ни с кем разговаривать, – объяснила Катя. – Кроме мужа.

Он молчал. Катя повернулась и, не оглядываясь, зашагала к дому.